Наш Современник, 2008 № 09

- Ти-хо! Вопрос: от кого зависит наша жизнь? Конкретно. Думайте. Вам же есть чем думать, вас же, мозгачей, зачем сюда везли? Молчите? Теперь поглядите в окно. - Все мы поглядели в темноту уже полностью оттаявших окон. - Есть под окнами голубые каски ООН? Нет? А почему нет? - Он так грозно обвел взглядом застолье, что мы не смели и слова молвить. После паузы прозвучало: - Докладываю на поставленные вопросы: а потому нет, что в стране есть оборона. Дошло? А в этой обороне я был, кстати, не очень лишним, но сейчас не об этом. Горько вспомнить момент истории между Мишкой Меченым и Борькой Алкашом, когда всё потащили на продажу, и измены пошли сплошь и рядом. И одна наша сволочь, это был даже полковник, продал секреты обнаружения низколетящих целей. Это - о-о-о! Бери нас голыми руками, вот как это называется. Вот такой оказался Мазепа, Петлюра, Бандера и Азеф заодно. В общем, целый поп Гапон. Н-но! - Оборонщик поднял указательный палец, потом помахал им справа налево и обратно. - Н-но, русский ум неустрашим. Я вас сейчас успокою.

Мы за отрезок времени замаштачили кое-чего получше. И ждем-с: летите, голубчики. Не летят. Зна-ают. Так что скажем спасибо этой продажной сволочи. Тащите, воруйте, продавайте, нам это только на пользу. Это же русские мозги, это же надо понимать, это не что-нибудь. У нас не только извилины, но ещё и в извилинах сверхизвилины.

- Скоро магазин закроется, - напомнил скульптор. - В счет авансов, а?

- Я с ним! - вызвался и этот высокий, в кителе. Для себя я назвал его оборонщиком.

- Бегите, - согласился я.

- Ноги в руки! - добавил Аркаша. Он не упускал командирство. Перехватил у меня деньги, мгновенно оценил их количество, немного убавил и отдал. - Вместе давайте. Пулей! Друг за другом следить! В магазине не пить!

Они даже и пальто не стали надевать.

- А вот и я, она самая, - раздался женский голос. Это проснулась Людмила. Она будто откуда-то вернулась, да она будто и не пила до того. Поправила прическу и с ходу включилась в наши разлохмаченные разговоры:

- Была я в Испании. Коррида. Лицезрела быков. Мельче наших, глупее, нервные, в общем. Один оторвался, когда их гнали, вот я вам расскажу, два киоска снес и летит!

- Фантомас разбушевался, - вставил кто-то.

- А я поймала. Хоп за кольцо в ноздре, ему стало больно, он и пошел как теленок.

- Наша жизнь! - выступил Аркаша. - Стихи свои. Других не держим:

Ты, Россия моя, золотые края.

И была Россия, Святая Русь, а теперь какая грусть. Раньше были мы свободны и не были голодны. Большевики пришли. Зазря не послушали мы царя. Остались с одной лопатой, да с судьбой своей горбатой. Утром встанешь, на стол глянешь, на столе ни шиша, В кармане ни гроша.

Потому что пришла перестройка, а это одна помойка.

- Это ты уже сто раз читал, - махнула рукой женщина. - Ты плюй на политику, лирику рвани, лирику.

- Прочесть? - спросил меня Аркаша. И предварил: - Это критика:

У меня выбор был большой, зачем женился я на ёй?

Оказалась такая скважина, ревнует ко всем и к каждому.

Сочиняет такие страсти, что не знаешь, куда скласти.

От удивления я кричу, больше с такой женой жить не хочу.

Не работаю нигде и денег не имею,

Хожу-брожу по селу да вино пить умею.

Собутыльники, видимо, и это знали. Смотрели на автора иронически и даже насмешливо. Но ждали моей оценки.

Я спрятался за формулу, уже испытанную временем:

- Не знаю, как тут насчет поэзии, но насчет политики всё правильно. Только зачем ты женился на ёй?

Но дискуссия не завязалась, ибо за нами прибежали из магазина. Наши посланники, скульптор и оборонщик, отличились. Обменяв ассигнации на желанное лекарство, они тут же приняли его. Так как принимали не из стаканов, а лили в себя прямо из горла, то неосторожно перелишили и рухнули, не отходя от прилавка. Аркаша послал ещё держащихся на ногах выручать своих, а остальных стал немилосердно выталкивать.

- На свободу с чистой совестью! Ночевать у них есть где! - уверял он меня. - А замёрзнут - так и надо. Это не люди уже, это накипь, это пена. Надо от них Россию очищать. Это мне так умные люди втолковали. Оставить соль земли. Да и мороза уж такого, чтобы очень, нет. Я сколько раз в сугробе ночевал, живу же.