Наш Современник, 2007 № 07

- Чирей на плечо. Не врубился еще? Он же потерпевшим на процессе числился.

Все расхохотались. Меня сзади кто-то тронул за плечо. Я обернулся - капитан Осокин. "Мне два года условно присудили, - сказал он. - Но все равно спасибо, Сергей Михайлович". "Могло быть хуже, капитан", - пожал я ему руку. "Уже не капитан", - улыбнулся он.

Бухавец между тем продолжал витийствовать, почувствовав себя телезвездой.

- Чего тебе сейчас более всего хотелось бы? - не унимался щекастик.

- Напиться, - важно сказал Бухавец. - Надеюсь, шеф поляну нам с Ромкой уже накрыл.

"Я вам накрою. Я вам так накрою!" - проворчал я, выбираясь с блаженной улыбкой на лице из толпы.

4 июня.

Я взял с собой в аэропорт свежую прессу. В машине просмотрел ее. Почти все федеральные газеты сообщили, что на Урале вынесен оправдательный приговор журналистам областной независимой газеты, обвиненным в разглашении государственной тайны. Московские телеканалы дали эту информацию еще вчера вечером в новостных программах. Местные телевизионщики (зря старался щекастик) промолчали.

Передал газеты Юрию Карловичу:

- Вот видите, Москва сообщает, наши молчат.

- Да, вам здесь не позавидуешь, - сказал он, протирая очки. "Алик, собака! - ругнулся я про себя. - Твоя, блин, работа!"

В аэропорту времени продолжить разговор уже не было - шла регистрация на московский рейс.

- Интересно поработали, - пожал на прощание руку Юрий Карлович. - Но расслабляться не будем - кожей чувствую, что они подадут апелляцию в Верховный суд.

- А как же? Конечно, подадим, - раздался за спиной знакомый голос. Я обернулся - подполковник Немцов собственной персоной, в новеньком светло-коричневом костюме, в руке - потрепанный пухлый портфель.

- О, какая встреча! - изобразил я радостное изумление. - С вас еще не сняли погоны, Петр Николаевич?

- Сергей Михайлович, успокойтесь, - остановил меня Шнитке. - Ненависть победителей сглаживает вину побежденных.

- Рано радуетесь. Мы еще поборемся, господа! - задергался глаз у Немцова.

- Нисколько не сомневаюсь. Счастливого полета, - сказал я ему, а про себя подумал, что самое страшное в фанатиках - это их искренность.

5 июня.

Глаза отца по-детски засветились от радости.

- А, "Совраску" принес! Молодец! - похвалил он меня. - Вот сейчас кроссворд доотгадываю и чтением займусь.

- Ну, теперь на весь день засядет, - сказала мама.

- И то занятие, - заступился я за отца. - Пусть.

- Не говори. Глаза только портить. Я вот сама слепну не по дням, а по часам. Еще в больнице, когда с ногой лежала, заметила. А теперь левым глазом почти ничего не вижу.

- Что же ты столько молчала, мама?

- У тебя и без меня неприятностей хватает. Теперь-то хоть они отстанут?

- Не знаю.

- Вот и я со своими болячками под ногами путаюсь. Вы, ребята, уж простите меня, что навязалась на ваши головы…

- Заканчивай, мам, чтоб больше не слышал!

Она как-то вмиг лицом повеселела. Заковыляла, громыхая клюкой, на кухню ставить чайник.

"Господи, - подумал я, - и ради чего мы, люди, друг друга так мучаем? Боремся, воюем, ненавидим… Ради чего? Жизнь все время отвлекает нас на эти пустяки, и мы даже не успеваем заметить, как она проходит".

- Шесть букв, вторая "у", - подал голос отец, - участь, доля, жизненный путь…

- Не знаю.

- А ты подумай.

- Может, судьба?

- Судьба? Гм, точно - судьба. Судьба, брат, злодейка! Вместо послесловия

Маме сделали операцию - вставили искусственный хрусталик. Теперь она читает нашу газету от корки до корки, пристрастилась также к женским детективам. Отцу мы изредка покупаем "Совраску". Начитавшись, он ругает америкашек, олигархов и монетизацию, а мать ругает перекрасившихся коммунистов, ставших олигархами. Так и живут.

Осенью состоялось заседание Верховного суда. Приговор областного суда оставили в силе. Сразу же позвонил из Москвы адвокат Юрий Карлович. "Впервые за много лет, - сказал он, - я поверил в нашу судебную систему".

Маринка родила Роме Осетрову дочь. Теперь он в нашей газете уже не работает - пригласили в богатое московское издание. "Мне семью содержать", - сказал он на прощание, понурив голову. Иногда мы, очень редко, встречаемся.

Роман Бухавец тоже у нас не работает. Жаль, но вскоре после описанных событий он, почувствовав себя звездой первой величины, стал прогуливать, срывать задания. Пришлось мирно расстаться.

Губернатора назначили федеральным министром. Вместе с собой он взял

в Москву Алика Черкашина. Тот "пиарит" теперь активно шефа в центральных СМИ.

Леня Ковалев умер. Умер, как и жил. Когда в реанимационной палате кому-то из соседей стало плохо, Леня, не дозвавшись медсестры, каким-то чудом слез с кровати и пополз за помощью. Так на полу и умер.

Как-то в московском поезде я встретил полковника Осиповича, курившего в тамбуре. В курчавой голове его прибавилось седины, но взгляд африканских глаз был по-прежнему спокоен и печален.

- Уезжаете? - спросил я его. - Совсем? Он кивнул.

- Переводят?

- Нет, в отставку.

- Что так?