Наш Современник, 2006 № 12

Кляня в открытую партийное руководство, многие из режиссеров имели, как теперь сказали бы, “крышу” в верхах и вовсе не прочь были лизнуть волосатую руку.

Однажды на меня смертельно обиделся Сергей Юткевич — выдающийся режиссер и деятель искусства, автор многих фильмов, смелый экспериментатор из школы Мейерхольда. Я подводил итог обсуждению фильма с участием съемочной группы и дирекции “Ленфильма”. Кабинет полон людей. Вошедшая секретарь Наташа шепнула, что в приемной Сергей Юткевич и просит незамедлительно принять его. Я попросил сообщить, что приму через пять минут, как только закончу совещание. Через две-три минуты опять вошла Наталья, принесла записку, написанную печатными буквами: “Поскольку у Вас нет времени принять выдающегося советского режиссера, я не стану ждать, ибо нет времени. С уважением — Сергей Юткевич”. Он ушел, хлопнув дверью. И с тех пор предпочитал общаться со мной при помощи записок, неизменно начинающихся словами: “Поскольку у Вас нет времени” и т. д. Может быть, он ждал моих извинений? Но в чем я был виноват? И вдруг Сергей Иосифович является ко мне на прием, не предупредив заранее. Слава Богу, у меня никого не было, и я принял его незамедлительно.

— Вы сегодня сможете уделить мне время? — с максимальной деликатностью и ехидством осведомился он.

Я вышел из-за стола и принял, как дорогой подарок, протянутую мне руку.

— Прошу, присаживайтесь, — и даже подвинул ему стул.

Сесть он отказался.

— Извините, некогда. Я только что из Отдела, — это значило из отдела культуры ЦК КПСС. — Там прочитали мой сценарий “Ленин в Париже” и одобрили.

— Без замечаний?

Он смерил меня взглядом с головы до ног — мы все еще стояли — и презрительно пожал плечами. Разве мог кто-нибудь сделать замечание мэтру?

— Передаю для включения в темплан. Честь имею. — И вышел.

Я тут же позвонил Юрию Сергеевичу Афанасьеву, заместителю заведующего отделом:

— Юра, Юткевич принес мне сценарий “Ленин в Париже” и сказал, что вы читали и одобрили. Без замечаний.

— Ну да, там еще работать и работать.

— И вы все ему высказали?

— Не все, конечно. Главное направление поддержали, но кое-что рекомендовали подправить. Дальнейшая доводка — ваше дело.

— Не в службу, а в дружбу — напиши и дай мне главные замечания, а то боюсь, как бы не было разночтений.

— Но я же не могу дать официальную бумагу…

— А мне и не надо официальную, а так, странички из блокнота. Без подписи.

Редкий случай — я получил странички из блокнота. Обычно указания давались только по телефону, и никаких ссылок на мнение ЦК, ни письменных, ни устных, делать мы не имели права. “Странички” — это было 12 пунктов, изложенных более чем на двух листах формата А-4. И, единственный в моей практике случай — я нарушил джентльменское соглашение, хотя и в деликатной форме. Я пригласил Юткевича и ознакомил его со “страничками”, сообщив:

— Я тоже был в Отделе, и мне сказали, что Вы договорились внести в сценарий вот эти поправки.- Он хотел сграбастать бумагу, но я не был так прост, чтобы давать ему в руки улику. — Нет, это оставьте мне для памяти, да и студии надо передать, а Вы, если не запомнили, перепишите…

Мэтр фыркнул:

— Я и так запомню.

И запомнил. На всю жизнь. Ко мне больше ни ногой.

В патовую ситуацию попал находящийся в зените славы Михаил Ильич Ромм. Он вручил мне однажды для чтения сценарий публицистического фильма “Ночь над Китаем”, присовокупив при этом:

— Ничего не понимаю. Все читают, хвалят, а в производство не запускают. Вот показывал в ЦК. И там сказали, что интересно. А на студию команду не дают. Вам не звонили?

— Нет.

— Я оставлю. Посмотрите?

— Незамедлительно.

Что было делать — не откажешь такому знаменитому режиссеру. Вообще-то я не влезал в конфликты, возникающие на “Мосфильме”. Ими занимались на втором этаже — председатель Госкино и директор студии, он же заместитель председателя. При этом хитрован директор студии Николай Трофимович Сизов, прежде чем идти в Госкино, заручался мнением первого секретаря Московского горкома партии, члена Политбюро ЦК Гришина. Играть с такими большими людьми? Они мне были не компания. Вернее, я им. И вот просьба Ромма. Итоговый разговор был коротким.

— Михаил Ильич, недавно вы поставили великолепный фильм “Обыкновенный фашизм”, а теперь предлагаете снять “Обыкновенный коммунизм”…

— Неужели просматриваются аллюзии?

Я расхохотался:

— Не просматриваются, а один к одному! Только название поменялось… Вы же, Михаил Ильич, сидели в моем кресле и во времена более сложные. Неужели думаете, что кто-то скажет вам “нет” или “да”?

— Я как-то не посмотрел с этой стороны, знаете.

— Я так и думаю. Не могли же вы сознательно…

Он молча забрал сценарий и занялся темой бунтующей молодежи. Фильм “И все-таки я верю…” закончить не успел, умер. Картину доделали Марлен Хуциев и Элем Климов.

Были и другие способы проникнуть “под крышу” ЦК. Никита Михалков сдавал свой первый фильм “Свой среди чужих, чужой среди своих”. Картина получилась вполне достойной, но мне показалось, что в двух-трех местах есть монтажные затяжки. Об этом я и сказал режиссеру. Но Никита неожиданно взорвался: