Наш Современник, 2006 № 12

Наша “Сталинская молодежь” ничем не отличалась от десятка других “молодежей”: серенькая, как воробей, с сереньким шрифтом названия, строго регламентированной версткой — две колонки, три колонки, колонка, подрезка под передовицей, не более двух слепых клише на полосе; на развороте — подвал, два подвала или трехколонник — и все остальное в таком же духе. Пытаясь сделать графику верстки хоть как-то выразительней, я притащил в редакцию студента художественного института Костю Тихановича. Появились клишированные заголовки, крохотные заставки, фигурка забавного человечка, выделяющего особо важный материал, его почему-то назвали Пепкой. Но все это были жалкие потуги. Хотя мы и звались газетой для молодежи, на самом деле оставались общеполитическим изданием и обязаны были публиковать весь официоз. Нужна была коренная ломка. Воспользовавшись тем, что имя Сталина пошло к закату, мы вошли в ЦК КПБ с предложением поменять название, тем более что такие прецеденты в Союзе уже имелись. Внесли хлесткое “Знамя юности” и приложили готовую картинку. Вел заседание бюро ЦК второй секретарь, имевший к идеологии весьма отдаленное отношение. Но предложение в принципе было принято, и все же кто-то усомнился:

— Претенциозно и потом не ясно, какого цвета знамя? Давайте попроще, “Молодежь Белоруссии”, скажем, а?

На мою ядовитую реплику (редактор был в очередной отлучке, и ответ держал я): “А молодежь какого цвета?” — последовало:

— Перестаньте дерзить, ишь, распоясались! Вы свободны.

Убитый вернулся я к ребятам. Ответственный секретарь, Саша Зинин, подбодрил:

— Не горюй, Борис. Ты же секретарь партбюро, кто запрещает тебе обжаловать в вышестоящей инстанции?

Тут же и сочинили письмо на имя секретаря ЦК КПСС М. Суслова. Зная не праздное любопытство бдящих за порядком к письмам в ЦК из республики, переправили письмо в Москву со знакомым пилотом, исключив почтовый ящик. Реакция оказалась неожиданно быстрой. Дня через четыре мне позвонил зам. зав. отделом пропаганды нашего ЦК:

— Завтра выходите с новым заголовком.

— Но бюро не утвердило, думаем, ищем варианты…

— Какие еще варианты? “Знамя юности”!

Письмо сработало, видимо, сверху последовал добрый втык, коль поднялась такая горячка.

Двадцатилетие “Сталинской молодежи” мы отмечали уже с новым названием. На юбилейный вечер в ресторан пригласили многих ветеранов, в том числе и бывшего главного редактора Василя Фесько. Почувствовав себя свадебным генералом, Василий Илларионович малость перебрал и поднял паруса любви. Проще сказать — распустил руки. Костя Тиханович, джентльмен из подмосковного Томилина, не привыкший, чтобы чужой петух топтался в его курятнике, вырвав из объятий Василя очередную жертву, вознамерился дать ему в ухо. Я перехватил кулак джентльмена и разъяснил, что бить гостей негоже, тем более, когда это главный редактор партийной газеты “Колхозная правда”. Василя закружили в хороводе. Протрезвев от встряски, он увлек меня в тихий угол и предложил:

— Пойдешь ко мне заместителем?

Сочтя это пьяным бредом, я предложил:

— Отложим разговор на завтра?

Он обиделся:

— Думаешь, во мне водка говорит? Я давно к тебе присматриваюсь. Пора мне подкрепиться молодым, ты подходишь… Завтра же сватать приду.

Сватовство состоялось, я дал согласие. Пора взрослеть, а то уже дошел до возраста Христа, а все носил комсомольские штанишки.

Войдя внутрь деревенской жизни, познакомившись с десятками организаторов производства, сотнями крестьян, я понял, что земля только на первый взгляд выглядит неживой и безгласной твердью. А на самом деле она живая, как живо все, что произрастает на ней и движется как внутри, так и на поверхности, что она требует нравственного отношения, ласки и нежности. Я осознал боль землеробов, которые видели, как по-варварски терзали тело земли на целине, как бездумно кроили и перекраивали наделы, не считаясь с севооборотами, согласно “рекомендациям”, как вытягивали из почвы последние соки, высевая зерно по зерну. И все ради сиюминутной выгоды. А она, матушка-землица, напрягалась изо всех сил, пытаясь прокормить ненасытного человека, и старела, дряхлела, обращаясь в омертвелый и бесплодный прах.

Мы в газете вели двойную жизнь. С одной стороны, должны были выполнять заказ хозяина, публикуя дурацкие директивы и черня несогласных с ними. А с другой — взывать к разуму и бережному ведению хозяйства, заботясь о повышении плодородия почвы, сохранении извечного кругооборота жизни в теле земли.

Целинная авантюра была только началом наступления на деревню. Потом была объявлена война травопольщикам и разрушены севообороты;

съездив в США, в штат Айова, Никита Сергеевич влюбился в кукурузу, и начали внедрять теплолюбивую культуру чуть ли не за Полярным кругом;

отменили натуральную оплату в колхозах, переведя имущие и неимущие на денежную оплату, а некоторые хозяйства даже забыли, когда у них водились деньги на счетах:

принялись укрупнять колхозы, идеал — один колхоз — один район, артельные наделы были окончательно обезличены, крестьянин потерял чувство хозяина земли;