Наш Современник, 2006 № 11

Автор следующим образом оценивает тот уровень в иерархии утверждений, на который претендует его труд: “Книга, которую держит в руках читатель, предлагает новую парадигму в понимании отечественной истории. Как свойственно парадигмам, она основывается на небольшом числе утверждений дотеоретического характера — считающихся самоочевидными аксиом, научная истинность которых не может быть доказана”.

Итак, новая парадигма, не более не менее. Типа парадигмы Коперника и Ньютона в представлении о мироздании. Мнение, будто свойство парадигм в том, что “научная истинность их аксиом не может быть доказана”, есть новое слово в философии науки. С опытом оно не согласуется. Ведь для того Галилей и шлифовал линзы своего телескопа, чтобы доказывать основания парадигмы Коперника с помощью наблюдения. О Ньютоне и говорить нечего — его законы доказаны и математически, и опытным путем. При этом аксиомы ньютонианства как раз не были самоочевидными — очевидными казались аксиомы Аристотеля (вроде того, что камень падает быстрее перышка).

К чему же сводится главная аксиома новой парадигмы отечественной истории, которую предлагает В. Д. Соловей? К тому, что этничность есть биологическое свойство человека, зафиксированное в материальных структурах его генетического аппарата. Но что же тут нового? В обзоре начала 90-х годов XX века читаем: “В основе представлений о нации может лежать расовый или генетический принцип. В своей пророческой лекции 1882 г. о национализме Эрнест Ренан предупреждал европейцев об опасности расовых и генетических иллюзий по этому поводу, указывая на факт генетической смешанности всех народов континента” [7].

В приложении к русскому народу эта парадима означает следующее: “Новое понимание этничности дает недвусмысленный и шокирующий ответ на сакраментальный вопрос русского национального дискурса: что значит быть русским, что такое русскость. Русскость — не культура, не религия, не язык, не самосознание. Русскость — это кровь, кровь как носитель социальных инстинктов восприятия и действия. Кровь (или биологическая русскость) составляет стержень, к которому тяготеют внешние проявления русскости”.

Ну разве это не самоочевидная аксиома: “Русскость — это кровь!”

В. Д. Соловей несколько раз напоминает на протяжении книги, что его концепция — научная, а та критика, которую она наверняка вызовет, — ненаучная, идеологическая. Он пишет: “Утверждение об этничности как биологической данности, во многом предопределяющей социальные процессы, составляет кошмар ревнителей политической корректности и либерально ангажированной науки: если этничность носит врожденный характер, ее нельзя сменить подобно перчаткам; судьба народов в истории в значительной мере есть реализация их врожденных этнических качеств”. Мол, религию люди, конечно же, меняют подобно перчаткам, а вот, скажем, обрусеть немцу или татарину — никак не выйдет. Кровь себя покажет хоть в десятом поколении.

Страницей позже В. Д. Соловей снова предупреждает читателя: “Еще раз повторю: главные аргументы против биосоциального понимания этничности носят не научный, а культурно-идеологический и моральный характер. Однако эти табу настолько влиятельны, что деформируют логику научного поиска и даже здравый смысл”.

Строго говоря, автор, делая такого рода предупреждения, сразу выводит разговор за рамки науки. Ученый, предлагающий “новую парадигму” и заранее обвиняющий ее критиков в недобросовестности и глупости (деформации здравого смысла), — с точки зрения науки нонсенс. Это, конечно, упрощает дело рецензента, но для начала выскажу соображения, основанные на логике и здравом смысле. Суждения, носящие “культурно-идеологический и моральный характер”, — под конец.

Начнем с определения предмета. Что такое этничность? Все мы знаем, что, например, русский, киргиз и француз принадлежат к разным этносам. У каждого этноса есть некоторый набор характерных признаков, которые проявляются в сравнении одного этноса с другими. Без появления фигуры другого, хотя бы мысленного, вопрос об этнической принадлежности вообще не встает. Таким образом, этничность — это продукт отношений между людьми. Можно, конечно, предположить, что когда русский видит киргиза или хотя бы думает о нем, у него в крови что-то булькает, выделяет какую-то специфическую молекулу, которая возбуждает соответствующий участок мозга — и человек осознает свою “русскость”. Но это предположение очень неправдоподобное, не говоря уж о том, что для него нет никаких доказательств научного типа.

Сравнивая представителей разных этносов (точнее, сложившиеся в нашем сознании их стереотипные образы), мы можем перечислять их характерные признаки, постепенно создавая все более и более детальный обобщенный “портрет” того или иного этноса. Иными словами, мы создаем этот портрет из довольно большого числа внешних признаков, которые обнаруживаются в общественном поведении и деятельности людей. Они известны нам из опыта, и в их описании можно прийти к соглашению, несмотря на споры.