Наш Современник 2006 #1

Казалось, они очутились среди экспонатов некой обратной, теневой стороны истории, где, как и на солнечной стороне, люди занимались изобретательством и усовершенствованием изобретений; только одни видели в механизмах некое продолжение человеческого тела, а другие с их помощью всячески стремились это тело изуродовать и исковеркать. Орудия казней и пыток были столь же разумны, как и орудия труда, они являлись плодом размышлений острого, наперед всё просчитывающего ума. Изобретатель ножа-маятника не чужд был и образного мышления, он понимал, что рассекающий воздух над жертвой заточенный серп будет похож на косу смерти, какой ее изображали на средневековых гравюрах.

Послышался какой-то шум. Алексей оторвал взгляд от блестящего бока чудовищной кастрюли, в которой зажарили гетмана с веселой фамилией, поглядел назад. Он почему-то был здесь один. Дверь в соседнее помещение была прикрыта. “Альберт Иваныч!” — позвал он. Никто ему не ответил. Звонарев вернулся в первую комнату. Здесь тоже никого не было, только нож-маятник слегка раскачивался.

— Альберт Иваныч!

— Да? — Шевельнулась какая-то портьера рядом с “Нюрнбергской бабой”, и показался Пепеляев. — Все в порядке, сейчас идем дальше.

— А где же Сергей Петрович?

— Его позвали к телефону. Он велел передать вам, что ему срочно надо быть в военной прокуратуре. По завершении экскурсии вы должны ждать его у выхода из музея.

— Ясно… А мы куда теперь?

— А вот сюда. — Альберт Иванович отодвинул завизжавшее по паркету “Кресло Моисея”, за которым оказалась дверка с табличкой “Запасный выход”. — Осторожнее, тут сразу лесенка.

За дверью была темнота. Пахнуло сыростью подвала. Пепеляев зажег фонарь. Он осветил узкую лестницу. По гулким железным ступеням они спустились на три пролета и уткнулись в новую дверь. Альберт Иванович достал из кармана дохи длинный ключ и с натугой отпер заскрежетавший всеми своими ржавыми частями замок. Уныло запела в петлях отворяемая железная дверь.

Они очутились в обыкновенном подвале, где было свалено все, что выкидывали из запасника: сломанные картинные рамы, покосившиеся шкафы без дверец, стулья-инвалиды, рассохшиеся столы и витрины для экспонатов, рваные папки и горы посеревших от многолетней пыли книг, плакаты и транспаранты давно отшумевших демонстраций, на одном из которых фонарь Пепеляева выхватил слова: “Построим через 20 лет основы коммунизма!”.

Электрический луч блуждал по загромождающему цементный пол хламу.

— Ага, вот, — сказал Альберт Иванович. — Подержите, пожалуйста. — Он сунул Алексею фонарь и стал расшвыривать связки пожелтевших газет с мелькавшими на них фотографиями Андропова, Брежнева, Хрущева, Маленкова, Сталина. На расчищенном месте открылся канализационный люк. Пыхтя, Пепеляев отодвинул тяжелую крышку и сделал приглашающий жест:

— Нам сюда.

— Куда? — откачнулся Звонарев. — В канализацию, что ли?

— Совершенно верно. Да вы не бойтесь: по канализации нам идти недолго. Брезгуете? А вот историки и археологи более терпимы в этом отношении. Видите ли: то, что мы роем под землей, нередко пересекает то, что рыли до нас. Давайте фонарь, я буду спускаться. Потом вы.

Альберт Иванович посветил в зловонную темноту люка. Открылись сочившиеся влагой красные кирпичные стены, в которые были вбиты железные скобы на довольно большом расстоянии друг от друга. Цепляясь за них, Пепеляев полез вниз. Глубина колодца была метра четыре. Достигнув его дна, Альберт Иванович посигналил фонариком.

— Давайте! Вам хорошо все видно?

— Хорошо, — пробурчал Алексей, мрачно размышляя о том, что залезть в какой-нибудь канализационный колодец он мог бы и сам, не платя десяти рублей. Он стал спускаться, осторожно нащупывая ногами скользкие скобы. Избитое тело сразу дало знать о себе.

— Попахивает, конечно, — бодро сказал Пепеляев, когда Звонарев оказался рядом с ним. — А все из-за того, что теплоцентраль проходит близко от канализационной трубы. Впрочем, можно не дышать носом. Прошу следовать за мной.

Они пошли вдоль рокочущих чугунных труб по сводчатому подземелью.

Желтое пятно пепеляевского фонарика плясало по шершавым стенам подземелья, по теплоцентрали, запелёнутой в грязную стекловату, по блестящей, как офицерские сапоги, трубе канализации. Под ногами чавкала какая-то грязь, что-то сочилось, но в целом было довольно сухо. Сначала они шли, выпрямившись во весь рост, потом свод понизился, пришлось идти согнувшись.

— Вот, обратите внимание, — сказал Пепеляев, осветив торчащий из земли обломок какого-то желоба, сложенного из плоских камней. — Что это, по-вашему, такое? Не знаете? А я видел похожие в Херсонесе. Это, милостивый государь, фрагмент античного водопровода. Говорил я вам: под землей эпохи пересекаются!

Коридор вильнул влево. Луч фонарика, толкнувшись поначалу в стену, выхватил из темноты запищавшие серые комочки с хвостами, которые покатились к противоположной стене и вдруг исчезли прямо в ней.

— Крысы, — прошептал Алексей.