Наш Современник, 2005 № 12

Анна Дмитриевна обладала удивительным, благородным артистизмом. И благодаря ей каждый концерт в Большом зале приобретал своё, особое лицо. Завсегдатаи консерватории искренне любили ведущую, вполне оценивая этот редкий талант, и рукоплескания ей были тогда продолжительными. Но принимала она их только как благодарность автору. И в подтверждение этому, когда смолкли аплодисменты, произнесла тепло и доверительно:

— Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, лауреат Государственных премий Георгий Васильевич Свиридов!..

Зал разразился овацией. Свиридов вышел на сцену степенным шагом. И встал рядом с ведущей, плечо в плечо. Она сделала два шага в сторону и несколько в глубь сцены. Он попросил её вернуться к нему. Так они и стояли рядом, пережидая шквал восторга. Георгий Васильевич низко поклонился исполнителям, потом залу, давая понять всем своим видом, что он тут, на сцене, не ради славы, но ради памяти своего друга — величайшего русского хорового дирижера.

Его поняли, наступила глубочайшая тишина. Мне показалось, что люди перестали дышать. Свиридов в этой тишине покинул сцену. И тут ведущая произнесла:

— Концерт памяти Александра Александровича Юрлова! — Тишина как будто стала ещё глубже. — Два хора на слова Сергея Есенина: «Ты запой ту песню», «Душа грустит о небесах». Солист Константин Золотарёв.

Это было чудо: зал не ответил аплодисментами, но ещё более замер. И эта тишина была началом Великой музыки: слова и мелодия слиты воедино, и в них — счастливая печаль и радость. Такое доступно только молитве. Одна из черт русской народной культуры — причастность к Богу, молитвенность. И самый яркий выразитель её в музыке — Свиридов.

Чистой, высокой молитвой, в которой одна только Любовь, наполнен концертный зал. Господи, как хорошо нам, всем вместе! Два великих — поэт и композитор — творят Чудо. Точнее, это творит Георгий Васильевич, не просто проникая в самую суть есенинского слова, но и воскрешая душу поэта, дарит её миру.

«Ты мне пой. Ведь моя отрада — что вовек я любил не один, и калитку осеннего сада, и опавшие листья рябин».

Что спрятано, что заключено в этих самых простых словах? И прост ответ: душа заключена в них, душа всего народа. Удел гения — выразить душу народную…

Георгий Васильевич постоянно возвращался к поэзии Есенина, не мог без неё жить. Очень часто цитировал в разговоре, подкреплял строками поэта весьма серьезные мысли, находил в них ответы на искания души своей.

Но как бы ни велика была эта живая духовная связь, поистине необъяснима полная слитность души его с Пушкиным!

Есенин жил в одно время, в одну эпоху с композитором. Рязанское детство и отрочество поэта и курское Свиридова мало чем отличимы. Природа, бытовой уклад и даже речения очень близки друг другу. И неудивительно, что всё это во всей полноте выражено музыкой.

Но живой Пушкин, почти год в год, на целый век отстоит от девятнадцатилетнего юноши, дерзнувшего встать рядом с Гением. Я не ошибся, определив Свиридова рядом с Пушкиным. Свиридовская Пушкиниана — это живое и подлинное воплощение в музыке не только стихов и прозы Александра Сергеевича, но и его личности во всем многообразии характера, подробности его бытия, отношения с людьми и Божьим миром.

Второе отделение концерта всецело было с Пушкиным. Я тогда впервые услышал со сцены «Пушкинский венок» в исполнении Юрловской капеллы.

Георгий Васильевич Свиридов считал самым богатым музыкальным инструментом человеческий голос. Александр Александрович Юрлов довел этот инструмент до сказочного совершенства. А свиридовские хоровые произведения в исполнении капеллы стали вершиной певческого искусства.

Концерт (Свиридов назвал «Пушкинский венок» концертом для хора) начинался с «Зимнего утра». Оно возникло издалёка. И было тем пушкинским утром, которое приветствовал и которому радовался Поэт. Являясь во всех подробностях того далекого и, казалось, неповторимого мига: ведь «всё проходит». Ан нет! Всё ясно, всё зримо, всё не просто слышится — всё видится и всё живо…

Непостижимый дар композитора — не только проникать в века и века, но и вполне реально воссоздавать картину ушедшего времени в живых человеческих образах. И мы не просто слышим музыку той эпохи, но воспринимаем её «на глаз и вкус». В «Пушкинском венке» Поэт не Символ, не Святая тень, не Дух, но соживущий с нами. И в этом суть гениальной музыки Свиридова, так точно воспроизведённой величайшим талантом Юрлова. О котором, кстати, в Советской энциклопедии, изданной в 1980 году (уже спустя семь лет после смерти дирижера), всего лишь три крохотные строчки…

Я не решился во всё наше общение спросить у Георгия Васильевича об этом великом таинстве его творчества. Однако многое стало понятным, когда услышал от него следующее: