Многие герои «Тихого Дона» далеки друг от друга по взглядам, убеждениям, социальному положению, но в отношении к родной земле они близки. Шолоховым написаны блестящие сцены, характеризующие отношение к родной земле белого офицера Атарщикова и простой казачки Аксиньи. «Атарщиков подсел на койку Листницкого, <…> зашептал: — Ты понимаешь, Евгений… Я до чёртиков люблю Дон <…>. От запаха степного полынка мне хочется плакать… И вот ещё, когда цветёт подсолнух и над Доном пахнет смоченным дождём виноградниками, — так глубоко и больно люблю…» и ср.: «Она (Аксинья. — Ред.) хотела забыться в работе, заглушить ворохнувшуюся под сердцем тоску, но слёзы застилали глаза, дробно капали на зелёную картофельную ботву, на обессилевшие руки, и она уже ничего не видела и не могла работать. Бросив мотыгу, легла на землю, спрятала лицо в ладонях, дала волю слезам…».
Особенно органическая связь с донской землёй характерна для Григория Мелехова. Вовлечённый в войну, герой глубоко страдал. Он говорил Аксинье: «Никакой работы не погнушаюсь. Моим рукам работать надо, а не воевать». После тяжёлых боёв на отдыхе герой прилёг, выбрав на косогоре место посуше. Шолохов дал блестящее описание восприятия героем пейзажа: «Григорий лежал, широко раскинув ноги, опершись на локти, и жадными глазами озирал повитую солнечной дымкой степь, сияющие на дальнем гребне сторожевые курганы, переливающееся, текущее марево на грани склона. На минуту он закрывал глаза и слышал близкое и далёкое пение жаворонков, лёгкую поступь и фырканье лошадей, звяканье удил и шелест ветра в молодой траве… Странное чувство отрешения и успокоенности испытывал он, прижимаясь всем телом к жёсткой земле». Несколько раз на протяжении романа Шолохов возвращался к этой мысли. Годы и пережитое сделали своё дело. Григорий Мелехов, как впоследствии и герой рассказа «Судьба человека» Андрей Соколов, испытывает мучительные боли в сердце. От этих нестерпимых болей у героя романа «Тихий Дон» лекарство одно: «…он ложился левой стороной груди на сырую землю или мочил холодной водой рубашку, и боль медленно, словно с неохотой, покидала его тело».
Перед казнью прижимается щекой к родной земле Валет. Незадолго до казни Подтелков, несмотря на остро ощущаемое приближение смерти, чувствует аромат родной земли. Бунчуку перед смертью «хотелось ещё и ещё раз глядеть на седую дымку неба, на грустную землю, по которой мыкался он двадцать девять лет».
Подобных описаний в «Тихом Доне» множество. Они подтверждают мысль авторов словаря о том, что текстема Земля скрепляет повествование и во многом является смыслообразующим центром эпической прозы Шолохова. «По затопленным лугам, на грядинах и рынках не залитой земли перекликались, готовясь к отлёту, гуси, в тылах неумолчно шипели охваченные любовным экстазом селезни. На вербах зеленели серёжки, липкой духовитой почкой набухал тополь. Несказанным очарованием была полна степь, чуть зазеленевшая, налитая древним запахом оттаявшего чернозёма и вечно юным — молодой травы». Права Н. М. Муравьёва, которая пишет: «Антонимы „древний — юный“ в данном контексте не противопоставлены, это единый смысловой ряд, который отражает философию бытия сквозь призму природного мира: только близость к земле может помочь человеку найти своё место в этом древнем и вечно обновляющемся мире».
И в «Поднятой целине» происходящее показано через отношение героев и автора к Земле. За десять лет после окончания гражданской войны трагизм ситуации усугубился, жизнь крестьян усложнилась. Одна только мысль о земле продолжала объединять людей. Понятие Земля является смыслообразующим, стилеобразующим, жанрообразующим центром произведения. Ещё в «Тихом Доне» Григорий Мелехов определил отношение народа к земле: «Бьёмся за неё как за любушку». Эта мысль о земле, о её «невыразимо сладком запахе», лучше которого для крестьянина нет ничего, проходит и через «Поднятую целину» Шолохова.
«Земля живёт на страницах „Поднятой целины“ как действующее „лицо“» (Муравьёва, там же). Если обратиться к словарю, то это утверждение литературоведа подтверждено углублённым анализом текстемы: «Он (Нагульнов. — Ред.) быстро нагибался и растирал в ладонях землю. Чернозёмный прах, в хрустких волокнах умерщвлённых трав, был сух и горяч. Зябь перестаивалась! <…> „Припозднились! Загубили землю! — думал Макар, с щемящей жалостью оглядывая чёрные, страшные в своей наготе, необработанные пашни. — День-два — и пропала зябь. Земля ить как кобыла: течка у ней — спеши покрывать, а пройдёт эта пора — на дух не нужен ей жеребец. Так и человек земле…“».