Наш Современник, 2005 № 11

Что ж, основные сведения по истории Курляндии и Лифляндии изложены Кохом в общем и целом правдоподобно (по старым книгам). А вот оценки, тем паче бранные эпитеты, это мы оставляем на его совести (будем предполагать, что она у него имеется). Впрочем, мы только цитировали, а точная сноска на публикацию в Интернете имеется у нас в редакции.

Как видно, печальная судьба стародавних немецких поселенцев в Латвии освещена подробно, что станет интересной новостью для наших читателей. Кох в данном материале не русофобствует, даже с некоторым сочувствием поминает Россию и русских. Но сделано это с предельной лаконичностью; интернетному автору явно не по душе развивать этот весьма важный на сегодня сюжет. Придется нам кое-что тут добавить и пояснить.

Вспомним город Ригу, куда раньше многие приезжали из России по делам или на отдых (теперь-то за получением визы на поездку к родным приходится выстаивать унизительные очереди у латвийского посольства в Москве). Так вот, всякий приезжий видел около вокзала знаменитый рижский рынок, он размещался в огромных и высоких полукрыльях металлических сооружений. Приезжие ахали, ибо нигде более такого не видывали. Неохотно вспоминают нынешние граждане «европейской Латвии», что это — ангары для дирижаблей, построенные российской армией в годы Первой мировой войны. Бережливые латыши перетащили их в свою столицу и дали место для торговли там молоком, сметаной и свининой (других полезных ископаемых там нет и до сих пор не обнаружено).

Но рынок — это мелочь. Весь центр Риги застроен монументальными и красивыми домами, с очевидностью напоминающими Петербург. Да, такие дома строили там русские и немцы, в подражание имперской столице. А порт, огромный рижский порт, который до сих пор кормит латышей? Он построен русскими инженерами в начале XX века, а во второй его половине, при советской власти, был расширен и оборудован по последнему слову тогдашней техники. Добавим электрификацию железных дорог, современные аэродромы и морские суда, без чего нынешняя Латвия не смогла бы принимать своих иностранных визитеров, а бедному самолетику из НАТО, что облетает теперь наши границы, негде было бы там приземлиться.

Итак, полунемец Кох получил известность за поношение русских. Теперь вот обличает (во многом по делу) «самостийных» латышей. Что же ждать нам от него далее? Осудит ли он кавказцев, заполонивших российские базары? Или таджикских цыган, которые, используя для того собственных детей, торгуют у нас наркотой? Или на бедных чукчей набросится? А ведь есть там один Большой Чукча, который скупает в Европе дворцы, яхты и даже берет на корню, как в былые времена деревеньки с крепостными крестьянами, целые футбольные команды. Большой Чукча недавно получал за копейки нефтяные прииски у того же Коха. Ему есть что вспомнить и что рассказать. Но расскажет ли? Вроде пока безработный, делать ему нечего… А ругательный талант Коха, как видно, еще не усох.

КРИТИКА

Владимир Бондаренко ЭЛЕГИЧЕСКОЕ ПРОСТОДУШИЕ КОЛИ ДМИТРИЕВА

Так и уходят мои сверстники из жизни: один за другим. Анатолий Афанасьев, Вячеслав Дёгтев, Геннадий Касмынин, Петр Паламарчук, Евгений Лебедев, Николай Дмитриев… Лучшие из лучших, талантливейшие из талантливейших. Коля Дмитриев весь был — озарение нашего поколения. Он всем нам доказал, что можно в любые времена писать свободно и обо всем, что тревожит душу. Доказал в свои двадцать с небольшим лет, выпустив еще в 1975 году первую книгу «Я — от мира сего», а вскоре став и лауреатом третьей по значимости литературной Государственной премии России. Без всяких «паровозиков» и прочих литературных ремесленнических приспособлений. Он и был — от мира сего, до кончика своих пальцев, до последней своей строчки. Не менялся ни во времени, ни в славе своей, ни в привязанностях. Став первой юной советской поэтической звездой семидесятых годов ещё в 22 года, он отвернулся от своей звездной славы, будто её и не было, будто премии в то время давали запросто всем талантливым и юным поэтам и писателям. Вот уж кто никогда не походил ни внешне, ни внутренне на некоего писательского лауреата. Да и уважение старших, от Николая Старшинова до Юрия Кузнецова, он завоевал не поведением своим, не литературными доспехами, а единственно — стихами.

Родился зимой 1953 года, на Николу, в Подмосковье, в Рузском районе, закончил школу, институт, работал учителем литературы в Балашихе. И к пятидесяти годам выпустил восемь поэтических книг. С зимним Николой и прожил всю свою жизнь, с ним и умер, слегка пережив свое пятидесятилетие.

Напомню: я — зимний Никола,
Полжизни стихи бормочу.
Толкаю судьбы своей коло,
По замяти коло качу.

Не шибко счастливое коло.
Да разве другое найти!
Ну вот и старайся, Никола,
Стихи бормочи и — кати!