Наш Современник, 2005 № 06

— Хватит на уху, — говорит он, показывая улов. — Больше не ловится. Куда делась — не знаю…

Я снова пристроился в своём укромном месте и продолжил съёмки с большого расстояния. Не было у меня тогда серьёзной техники, как у Шустова. И всё же снимал и снимал, и решил ждать, когда Шолохов закончит свою рыбалку.

Редко в его руках извивается рыбёшка. Удит одной удочкой и всё курит и курит, одну за одной. Белая папироса во рту. Забросит удочку и внимательно смотрит на поплавок. Правую руку подносит ко рту, отнимает папиросу, снова сжимает губами. Осторожно! Рука на удочке. Дёрг! Один пустой крючок. Насаживает червячка, забрасывает удочку. Левой рукой подсобляет, правой кидает.

…И смотрит не на поплавок, а куда-то вглубь, сквозь озёрную гладь, в тайны природы. В его манипуляциях удочкой ничего не было азартного, нервного, стремительного. Казалось, роденовский мыслитель склонился в лодке под тяжестью дум. И тогда я понял, почему он не взял нас с собой. Здесь, в этой тишине и первозданности, он один, наедине со своими думами и мыслями. Он убегал сюда от тяжести мировой славы, от назойливых корреспондентов, от многочисленных посетителей и оставался один на один со своим раздумьем, и может быть, в душе и скреблось тяжёлое и горестное — отчего не пишется? Сил ли уже маловато или?.. Думы, думы…

Дымок от папиросы, скульптурная неподвижность…

Мыши под моим настилом зашуршали. Снова всматриваюсь и ловлю в объектив лодку с Шолоховым.

…И вдруг из лодки голос Шолохова: «Николай!». Я и не заметил, как Николай, шофёр, оказался совсем рядом, выйдя на открытое пространство. Николай смеётся громко, звучно.

Голос Шолохова явственнее:

— Как там клюёт?

— Мало, — отвечает Николай.

То ли действительно рыбка не клевала, то ли появление Николая нарушило душевное уединение, но вскоре Михаил Александрович стал собирать удилище, поднявшись в лодке на ноги. А потом подплыл к нам, увидел меня.

— А, и вы здесь, — без упрёка в голосе сказал Шолохов. — Не клюёт, — повторил он и, привстав, поднял в доказательство небольшую вершу, на дне которой крохотно серебрилась рыбья мелюзга. Он бросил вершу на дно лодки, взялся за вёсла, заскрипели уключины, и он поплыл к месту, где ждал его грузовик. Мы с Николаем взяли быстрый темп в том же направлении. Идя за Николаем, в его след, я уже не проваливался в болотные ямы.

Мы успели попрощаться с Шолоховым. Всё же я чувствовал, что нотки недовольства в голосе писателя были. Николай говорил, что почти всегда Шолохов, возвращаясь с рыбалки, по дороге отдавал детям свой улов. Но мы решили не преследовать его больше. Материал, я чувствовал, получился, и есть пресловутое хобби.

— Ну, прощайте, ребятки, — как-то между прочим произнёс Шолохов. — Много работы. Вот статью для «Правды» надо закончить…

Пожал нам руки и укатил в станицу.

На следующий день мы покидали Вешенскую… Та же переправа, паром… Лил дождь, было серо и темно, с широко распахнутым опереньем проносились сизые низкие облака, и казалось, дом великого писателя со светлым зрачком света в его рабочем кабинете на втором этаже, как большая птица, стремительно летит над тихими водами Дона.

Анатолий Заболоцкий ВСЁ ОТПЕЧАТАНО В ДУШЕ… (Размышления после юбилея В. М. Шукшина)

…В те дни, как всюду ерихонцы*
Не сеют, но лишь жнут червонцы,
Их денег куры не клюют.
Как вкус и нравы распестрились,
Весь мир стал полосатый шут;
Мартышки** в воздухе явились,
По свету светят фонари,
Витийствуют уранги*** в школах;
На пышных карточных престолах
Сидят мишурные цари…

Из оды «На счастье» Г. Р. Державина

Как современно звучат мысли Гаврилы Романовича. Века подтвердили неслучайность факта — он один из первых писателей Руси, удостоившийся полного собрания сочинений, но издавал собрание противник взглядов Державина — Н. И. Греч. Будучи действительным тайным советником при трех государях, Гаврила Романович имел непререкаемый моральный авторитет среди государственных особ своего времени и недругов имел немало. Большинство из нас, к сожалению, помнят о нем только по упоминанию Пушкина: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». Вспомнилось — перу Державина принадлежат многие эпитафии, сохранившиеся на плитах Александро-Невской Лавры, ему же, кстати, принадлежат слова на здесь же находящейся могиле Александра Васильевича Суворова. (Александр Васильевич обратился, шутя, к Державину: «Напиши и мне слова на могиле». Поэт ответил: «Тебя и так все помнить будут, вот пусть и будет написано: „Здесь лежит Суворов“». Так и было исполнено.) Посетите Александро-Невскую Лавру.