Наш Современник, 2005 № 02

Во время войны, в избе без электричества… Но даже и при свече, а мы то и дело с книжкой Ершова в руках или слушаем «Конька-горбунка» из уст бабушки и матери. Конечно, не «Конёк» был тогда главным героем. Сестра выводила в тетрадке «Ползёт, подползает кровавая птица к Москве-столице. Но мы не пустим кровавую птицу к Москве-столице». Как было не подсматривать: ух ты — пишет сама! И когда хотелось узнать, кто это «мы» (не она и не мальцы же), мать разъясняла: «Ну, отец; ну, дядя Игнат — они ж сибиряки…» А если отсчитать назад ещё пару поколений, то не дивом ли дивным была уж подлинная сибирская старина, сибирская вольница и сибирская ширь?

От мест давно обжитых или от тех, которые тогда обживались не у нас и поэтому совсем не по-русски хищновато, край наш лежал

За горами, за лесами,
За широкими морями

и был размерами не меньше иных материков; а ведь были, были такие и люди-сказки, кому даже сама эта огромность была нипочём? Например, не зимниками ли, без железных дорог и мостов, покрывали с обозами немыслимые расстояния ещё наши прародители? Дед Арсен Стенников в Тобольск, дед Исидор Ситников в Томск и Красноярск…

Братья сеяли пшеницу
да возили в град-столицу:
знать, столица та была
недалече от села…

М-да, недалече… В северный Тобольск — чуть ли не из киргизских степей, в Томск и Красноярск — из Минусы. Кстати, продавали, покупали, меняли и лечили там и добрых коней…

Деньги счётом принимали,
И с набитою сумой
Возвращалися домой.

А на долгих переходах — песня. Не казачий, конечно, «Гвоздик» — это шутка стариков, что одно слово можно было растянуть от «гэ» до «ка» на сотню верст и перепеть на разные лады тыщу раз. Но, скажем, что-нибудь как у Ершова в «Горбунке»:

Как по морюшку, по морю, по широкому раздолью,
Как на самый край земли выбегают корабли…

Вот это уже было искусство всерьез — только не сольное, а хоровое. Огромная разница! И не слабее, чем шаляпинское эмигрантское «Вниз по матушке по Волге» в сопровождении хора девушек-ветеранок из питерских или врангелевских батальонов смерти… А на долгожданных ночёвках у костерка, под зародом или у какого-то на полатях — опять же песня, сказка или порою даже былина… Или ещё, ещё много раньше — не сказочное ли дело было за всё это землепроходство взяться? Первым на Руси на всё это вызваться? Начать с ничего, только при коне и пике, при топоре и пищали, при балалайке и песне обживать землю от Урала до Забайкалья?

На плотах и ладьях переходили великие реки. С вьючными караванцами переваливали, изнывая от гнуса-мошки, через могучие хребты. Достигали неведомых морей-окиянов, что северного, что восточного —

на котором белый вал
одинёшенек гулял…

(Эх, а как и здесь спето-то…) Корчевали непокорный лес, рубили ладные крестовые дома и пятистенки. Шишкарили в кедровниках, копали целебные чудо-коренья. По заимкам и зимовьям расходились на тяжкую пахоту, на доходное пчеловодство и охоту. Резали по мамонтовой кости, выделывали кожи и меха. Ватные телогрейки пришли, в известных условиях, несколько позже, с миром бараков — а прапраотцам казались сподручнее тулуп и доха, да и было из чего их кроить, не говоря о том, что и морозы были тогда ой-ёй-ёй. Но описывать ли тогдашнее изобилие зверя, что обеспечивало и мясом, и пушниной? Причём «Миша» — этот Миша-то, хозяин тайги, был на деле крут. Да он и сейчас ох как не кукольно-мягок, а тяжёлый лось-сохатый ох как может потоптать, а росомаха ох как свирепа, а куницу-соболя-горностая ох как непросто добыть даже искуснику, стрелку-следопыту.

Да состязались, помнится, с молодыми татарчатами: а кто без седла и сбруи укоротит бойкую кобылку из их табуна? И ведь находились лихачи.

Юность ты, юность горячая! Сколько ты знала забав!.. Рыбу до пуда брала, в лёт била белку без промаха. Юность! Багульник-черёмуха! Здесь ты была-процвела… Описать ли ещё и несметные рыбные богатства, от ерша и плотички до омуля и осётра? Хоть вкратце, но опишем лучше людей юной, подвижной России, давно-давно всё это поднявших. В них мы узнаем то, чем путняя поэзия весьма дорожила. (Таков и «Конёк-горбунок».)

* * *

Здесь ли не родиться богатырю,

если есть место, где пройтиться ему?