Наш Современник, 2004 № 09

На исходе ХХ века, начало которого оказалось отмечено подъёмом огром­ных ожиданий, обращенных к славянскому миру (причем наиболее ярко выразили такие ожидания отнюдь не сами славяне), славянская тема практически угасла. И слово-то “славянофил” вышло из употребления, а если и звучит, то чаще всего иронически и с выраженным уничижительно-пренебрежительным оттенком, обозначая некое нелепое, оторванное от хода мировой истории существо, уже одним своим видом будто бы олицет­воряющее безнадежную архаику — словом, “кондовость”. Правда, время от времени вдруг да и прозвучит голос, предупреждающий об опасности панславизма, а это было бы даже смешно, если бы под панславизмом не подразумевался всё тот же пресловутый “великодержавный шовинизм” и речь не шла, стало быть, об очередной попытке атаковать любое, даже самое слабое поползновение русских к определению своей собственной идентичности и своего места в резко изменившемся мире.

Какой уж панславизм, когда даже о “славянской взаимности” — мечте Яна Коллара — говорить сегодня не приходится. Не считать же проявлением таковой фольклорные праздники, время от времени случающиеся по случаю встреч президентов трех бывших славянских республик Союза (что не мешает руководству РФ регулярно вытирать ноги о Белоруссию или, точнее, именно прорусски ориентированную часть её народа, а русофобам Украины загонять в резервацию русский язык). И уж тем большее недоумение вызывает странный славянский конгресс в Любляне, где славян России представляли Михаил Швыдкой и Святослав Бэлза — люди, ничем, в общем-то, не обнаруживавшие до сих пор своего особого интереса к славянским пробле­мам. Всё это — имитации, обслуживающие конъюнктурные политические цели и никакого отношения не имеющие к реальности славянского мира, его неудержимому разбеганию, на рубеже тысячелетий, похоже, принявшему необратимый характер. Правда, не все разделяют такой взгляд. Например, И. Р. Шафаревич в одном из интервью, вспоминая 1945 год и слова Сталина о том, что “вековая борьба славянских народов против иноземных захватчиков закончилась окончательной победой” , продолжает: “Думаю, что Сталин и не имел в виду только немцев, только германских захватчиков, но Запад вообще: Наполеона и прочих. Но можно ли сказать, что произошло совершенно обратное, что вековая борьба славянских народов за свою независимость против давящих на них с Запада окончательно закончилась поражением? Мне кажется, что еще не закончилась. Вопрос будет решаться в ХХI веке”*.

Увы, если бы речь шла о грубом давлении и противостоянии ему, как во времена Александра Невского или Яна Жижки, при Грюнвальде или в годы Великой Отечественной войны — да, тогда можно было бы уповать на память о жестоких битвах, в которых выстаивали славяне. Духовно выстаивали даже тогда, когда в плане земном казались разгромленными. Но сегодня перед нами нечто иное: почти  болезненный энтузиазм, с которым славяне — не исключая и огромного количества русских — сами устремляются к Западу, причем к Западу, в значительной мере утратившему свой некогда грандиозный культурный потенциал, измельчавшему и стандартизиро­ванному. И вот, однако, за то, чтобы влиться в море “средних европейцев”, (К. Леонтьев), внешним выражением чего является вступление в Евросоюз и НАТО, именно славяне готовы заплатить даже перекодированием собствен­ной исторической памяти. А это уже смещение центра тяжести в духовном плане, что, на мой взгляд, оставляет мало места для питаемого истори­ческими аналогиями оптимизма.

 

*   *   *

Здесь предо мною земля знаменитого нашего рода,

В оные дни колыбель, ныне могила его.

Вплоть от изменчивой Лабы до пажитей Вислы коварной,

С тихих Дуная брегов к Балтики шумным волнам

Несся когда-то язык сладкозвучный, богатый и дивный,

Слово могучих славян — ныне умолкло оно.

 

Кто ж совершил святотатство, грабеж, вопиющий на небо?

Кто в народе одном сонмы людей оскорбил?

Скройся, беги от стыда, кровожадное племя тевтонов!

Ты совершило набег, пролило чистую кровь!..

 

Так писал на заре ХIХ века один из зачинателей славянского возрождения (“будителей”, как стали их называть) словак Ян Коллар**, которого по праву именуют первооткрывателем исходной славянской топонимики позже ставших немецкими земель.

А вот сегодня неофитов ЕС, похоже, нисколько не смущает то, что Евросоюз счел возможным открыто символизировать себя образом Карла Великого, в честь которого здесь учреждена высокая премия. Такие символизации случайными не бывают, да и политические обозреватели, в том числе и немецкие, охотно проводят порою аналогии между ЕС и империей Карла Великого. А это равнозначно утверждению исторической правоты последнего и, стало быть, неправоты “строптивых славян”, за “смирение дерзости” которых в свое время восславил императора франкский хронист.