Наш Современник, 2004 № 08

Иначе говоря, от художественного изображения вождя писатель переходит к критическому анализу своих картин и к нейтрализации того впечатления, которое они способны вызвать у читателя. Комментарий автора предстает самоиронией , с помощью которой завуалируется его истинное отношение к предмету изображения. Однако это открытое, демонстративное дистанцирование от эпизодов вызывает скорее обратную реакцию. Оно воспринимается как художественный прием, с помощью которого автор получает право сказать то, что считает необходимым, и одновременно защитить себя от упреков тех, кто готов обвинить его в терпимости к сталинской диктатуре и нежелании разделить нигилистический пафос по отношению к 50-м годам, который был характерен для современников писателя.

Таким образом, отношение к персонажу неоднозначно и противоречиво. Леонов стремится запечатлеть атмосферу сурового и жестокого времени, в котором беспощадность и преданность идее были естественными нормами, а вся жизнь страны была нацелена на укрепление мощи Родины и готовности совершить ради нее личный и общественный подвиг. Эта ориентация на самопожертвование и приоритет общественного долга над личной жизнью рассматривается писателем как историческая реальность, разрушительная для народа и страны в целом. Восприятие России как осажденной крепости создавало милитаризованное общество, рождало психологию, изуродованную страхом и лицемерием. Судьбы семейства Лоскутовых, Филументьевых, Тимофея Скуднова служат корректором и аргументом, противостоящим идее “любви к дальнему” и оправданию тягот, выпавших на долю нескольких поколений народа...…

Монолог вождя явился завершающим звеном в цепи философских размышлений о судьбе России и ее нынешнем состоянии. Он обнажил не только тупиковость идеи революционного преображения человечества, но и готовность ее лидеров пойти на безумные действия ради конечной идеи: превратить Россию в жертвенный костер мирового пожара, привлечь космические силы для поддержания своих возможностей. Волюнтаризм и жестокость замысла вождя обнажают масштабность авантюризма, заложенного в самом механизме государственной системы и сосредоточения власти в руках диктатора.

Обращение к исторической судьбе Сталина вызывало повышенную требовательность, продуманность художественных решений и взвешенность оценок. Писатель сознавал, что созданный им образ и его интерпретация будут одним из последних свидетельств современника вождя и крупнейших событий ХХ века. Как мыслитель Леонов стремился сохранить объективность и независимость от крайних точек зрения. Он понимал, что должен оставить потомкам не просто еще одну версию, но память, обладающую исторической достовер-ностью и философской глубиной, память, дающую основание для следующего этапа осмысления этого явления.

Автору “Пирамиды” важно было найти эпицентр координат, образующих противоречивость диктаторства и его истоки в русской истории. В этом плане монолог вождя явился творческим открытием романа, ключом к отражению внутренней драмы Сталина и его идеи. Духовный крах вождя накануне великих испытаний — это знак беды, вызревавшей внутри “железного” руководства, беды, задержанной вначале Отечественной войной, потом смертью вождя, затем проявившейся в бестолковых и путаных попытках реформировать социализм, застое и крахе великой державы.

Заслуга Леонова состоит в том, что он показал истоки грядущего краха, связал их с историческим путем России и природой диктаторской власти. Роман является, по сути, художественным исследованием советской эпохи. Сам образ пирамиды применительно к судьбе России XX века служит знаком “иронии истории”, безжалостно отметающей благие намерения властей, высокие, но нереальные идеи, вскрывающей трагедию народа, совершившего подвиг во имя демонов, овладевших им. И как итог — идейное и нравственное пепелище, оставленное потомкам в назидание и поучение.

Горек конец этой книги. В ней спрессовалась боль писателя за судьбу России, за неустроенность настоящего, беспросветность будущего, за ту жестокую цену, которой оплачена жизнь народа, за те утраты, которые принесли революционные эксперименты XX века. И одновременно в книге звучит грустное раздумье о неповторимом и никому не ведомом предназначении России в современной цивилизации.

 

В. П. СТЕЦЕНКО • Из воспоминаний о Леонове (Наш современник N8 2004)

 

 

 

 

В. П. СТЕЦЕНКО

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ЛЕОНОВЕ