Наш Современник, 2004 № 05

В нашу публикацию мы включили практически все письма читателей, в которых опасения А. Толстого были высказаны автору “Тихого Дона” в еще более жесткой форме ультиматума. В количественном плане подобных читательских писем-отзывов не так много, но мы печатаем все полемические отклики: письма участников описанных в “Тихом Доне” событий гражданской войны; письма с откровенно политическими обвинениями в адрес автора романа; письма “сознательных читательниц”, предъявлявших претензии к шолоховским женским образам (напомню, что подобное недовольство уже прозвучало на Первом съезде советских писателей). Для социологического анализа важно, что основной массив читательских писем о романах Шолохова (нами просмотрено несколько тысяч) имеет совсем иной характер и свидетельствует о небывалом по масштабу интересе народного читателя к “Тихому Дону”. По читательским письмам к Шолохову можно представить внутреннее сознание народа этого десятилетия. Как сознание сложное, противоречивое и таинственное в своей сокровенности. Письма — это рассказы о жизни и от жизни, уникальный читательско-писательский роман XX в. Богат и язык читательских посланий. Здесь и зощенковские словечки: “ряд примеров, которыми вы ужасающе поражали моих слушателей”; “От имени меня...”, “пожирая каждое слово, словно от него зависит какая-либо судьба”. Примеры платоновской тавтологии и перегрузки смыслами фразы: “много памятных слов осталось в памяти”; “квартира мирных условий”, “знаю мыслью”, “впечаталось во мне и глубоко зарылось в мою память”. Кстати, к народной орфографии восходят у Л. Добычина в “Городе Эн” (1935) модер­нистские, как то принято считать, стилистические приемы типа: “— Ты читал книгу “Чехов”? — краснея, наконец спросила она” (“Город Эн”). А вот лишь некоторые по-модернистски экзотические примеры из читательских писем: “железный поток «Серафимовича»”; “учебник «Поляк и Тагер»”, “роман тихого Дона”, “две книги «Шолохова» тихий дон”, “«Роман» тихого Дона” и т. д.

Не всегда человек формулирует, почему он любит воздух, так и читатели чаще не объясняли причины своей сердечной озабоченности судьбой героев романа, и потому много таится в самих вопросах. — Что с Мелеховым Григорием? Когда закончится гражданская война? Красноармеец-гражданин понимал, что положительными героями он должен считать Штокмана и Кошевого, но пишет он письмо “тов. Шолохову” совсем по другому поводу — просит ответить на вопрос о Мелехове, вопрос сокровенный, составляющий потребность его личной жизни. Кстати, помимо чистой любви к герою романа очень многие читатели уже в 1936—1937 гг. утверждали, что губить Мелехова не следует хотя бы и потому, что в будущей войне этот честный и храбрый воин очень даже будет нужен и полезен.

По читательским письмам к Шолохову можно составить некий реестр характеристик советской текущей литературы и ответить, почему и за что чита­тели не любили классические “учительные” произведения советской литературы: художественная вторичность, отсутствие художества, дидактич­ность, неуважение к читателю и недоверие к его эстетическому опыту, полное незнание жизни человека и страны. Массовый читатель, малоосведомленный в хитросплетениях литературной борьбы, не ведал о разгроме социологи­ческой и формальной школ и потому явил себя в отзывах о текущей литературе как прирожденный социолог и одновременно формалист. В отличие от критики (да и позднего литературоведения) первой семантическую нагрузку религиоз­ных мотивов в романе “Тихий Дон” проанализировала все-таки учительница из Иркутска. Никогда не задавался в исследовательской литературе вопрос, что стоит за простым упоминанием в “Поднятой целине”, что друг Тимофея Рваного гуляка Дымок был исключен из комсомола,— въедливая читатель­ница-комсомолка проведет анализ этого формального сюжетного компонента со всей филологической тщательностью. И, конечно, в потоке читательских писем причудливо переплетаются трагическое и комическое, как они перепле­таются в жизни, да и художественном мире самого Шолохова.