Наш Современник, 2004 № 05

“Поднятая целина” ни к черту не годится, только и всего, что написано только про колхозы, да про ударников, а мы все знаем, что нам уже все это перегрызло шею. Но мы не станем ругать Шолохова за это. Правда, у Шолохова есть мастерство писать, но теперь ведь настала такая эпоха жизни, что даже не о чем писать и нечего рассказывать из этой чертовой жизни. Тут не до книг, когда жрать нечего стало с этими колхозами, с коллективами, пошли они к черту. Вы нас, черти, заморили с голода.

Так вот каково ваше будет мнение об этом отзыве.

 

г. Тара**, ученики педтехникума.

(ед. хр. 708, л. 57)

 

23 ноября 1934 г.

 

Мой товарищеский и коммунистический тебе совет, Миша Шолохов: во II книге “Поднятой целины” поднять роль партячейки на должную высоту.

— Вывести Разметнова, Нагульнова и тов. Давыдова в подлинных коммунистов, победителей всех препятствий в борьбе с классовым врагом.

— Вдребезги расчихвостить есауловщину, снять волчью шкуру с Якова Лукича как классового врага и предводителя интересов рабочего класса, чтоб неповадно было другим совать свое свинячье рыло в наш советский огород.

— Откажись от похабных словечек, постарайся избегнуть их, как подлого остатка от враждебного нам капиталистического наследства, замени их другими, более жизненными, полезными и научными, — тебе в карман за ними не лазить.

Миша! Не забывай, что на нашей современной советской литературе воспиты­ваются наши кадры и молодое поколение.

 

С комприветом с/х рабочий, 35 лет, П. Данилов. Ростов-на-Дону.

(ед. хр. 710, л. 35)

 

23 ноября 1934 г.

 

Не касаясь художественных достоинств книги, считаю необходимым сооб­щить свое мнение по вопросу о политической выдержанности книги, вероятно, вопреки общепринятым взглядам.

Самой яркой, живой и остающейся в памяти фигурой в книге “Тихий Дон” является фигура Григория Мелехова. Как человек он наделен храб­ростью, сметкою, упорством и настойчивостью, неплохими физическими дан­ными и т. д. Нестойкость и шатание в политических вопросах, неопределен­ность и смена симпатий к политическим группировкам в незначительной степени могут служить факторами, отрицательно влияющими на впечатления читателя, даже такого, который достаточно искушен в критике или имеет солидное образование и политическую выучку. В подавляющем же боль­шинстве случаев впечатления о Григории Мелехове будут положительные, вызывающие симпатии, восхищение и чувство подражания.

Иными словами, громадное большинство читателей, имея в виду законы художественных восприятий, будет отождествлять себя с Григорием Меле­ховым, а не с кем иным из героев.

Но ведь Григорий классовый активный враг пролетариата. Кому же нужны чувства восхищения и подражания нашему классовому врагу? Получается так, что в книге классовый враг (3-я книга особенно) герой и умница , а герои крестьянской бедноты и пролетариата серые, часто ходульные. Такая установка, если можно так выразиться, едва ли приемлема для нас.

В кратком письме едва ли возможно написать критический обзор книги, поэтому я ограничиваюсь вышеуказанными общими замечаниями.

Несколько еще организационных выводов, которые я бы сделал, исходя из указанных предпосылок.

Третью книгу “Тихого Дона” запретить, если в четвертой книге Григорий не осознает правоту пролетариата и не перейдет на сторону красных, где покажет себя таким же храбрецом, каким был у белых.

Всякое другое окончание будет, по-моему, контрреволюционным.

 

Отзыв прислал врач, 38 лет.

 

Если издательство интересует подробный отзыв о книге и оно находит мысли автора достаточно интересными, прошу сообщить по адресу: Донбасс, Горловка, больница, М. И. Самохатько .

(ед.хр, 700, лл. 19—20 об.)

 

Михаилу Шолохову!

Я никогда не писал в Москву и не имел связи с ней. Но за это творчество произведения вашей книги “Поднятая целина” я буду рад сообщить Вам свою одобренность по адресу Автора этой книги.

Я, конечно, мало читал романов, потому что я кончил ликбезное образо­ва­ние и достиг самообразованием хорошо читать. Но мне приходилось читать романы, в которых я утомляюсь от лишне продолжительного развития сюжета каждой сцены. Непонятные слова, которыми, вероятно, автор стремится доказать свою грамотность, затемняет ясность книги.

Я пишу вам выводы вашей книги, но писать нет сил. Если бы я мог говорить устно с вами, то я бы высказал все то, что у меня творится в груди. Я однако скажу. Нам нужна своя книга, понятная, простая, веселая и зажигающая сознание масс в идее коммунизма. Ваша книга в этом соответствует. Я с жадностью прочел ее в часы отдыха за 3 суток и, когда я не думал о конце, прочел “Конец первой книги”, то, как собака, ищущая своего хозяина по следу, который вдруг теряется, она пробегает, а потом, не найдя дальше следа, она ворачивается и перенюхивает след. Так и я. И еще жалко стало, что нет второй книги, и обидно при мысли, что, может быть, я ее не получу.

Ну, пока.

Мой адрес: г. Туркестан, рудник Ачи-сай. Урюпину Ивану Васильевичу.

Пришлите II-ю книгу. Я уплачу.

(ед. хр. 708, лл. 133—134)

1 января 1935 г.

 

Дорогой товарищ Мих. Шолохов!