Очень важно — Хомский не одинок. За ним плеяда западных интеллектуалов — Ноами Кляйн, Славой Жижек — и многочисленные ученики, такие как Роберт Макчесни и мой давний знакомый Исраэль Шамир. Чрезвычайно плодотворен и синтез западной левой с традициями национальной мысли стран третьего мира. В одном ряду с Хомским профессор Колумбийского университета палестинец Эдвард Саид, лауреат Нобелевской премии индиец Амартья Сен, яркие латиноамериканские интеллектуалы — от теоретика “народной церкви” перуанца Педро Нуньеса1 до лидера восставших мексиканских индейцев легендарного субкоманданте Маркоса.
Маркос, несомненно, наиболее колоритная фигура современного левого движения. Даже беглые интернетовские сведения будоражат воображение. Никто не знает его настоящего имени (Маркос — имя друга, убитого во время восстания). Никто, кроме товарищей по оружию, не видел его лица: руководители сапатистов, как называют себя восставшие, появляются на публике в масках. Повстанец, вместе с отрядами индейцев скрывающийся в горах на юго-востоке Мексики (произнесите: Чьяпас, Лакандонская сельва — именно там находится ставка субкоманданте — и в этой завораживающей смеси индейских и испанских слов ваш язык обретет долгожданное противоядие от унылого англоязычного жаргона глобалистов). И одновременно утонченный интеллектуал, великолепный стилист, автор рассказов, эссе, вдохновенных (а порою шутливых) посланий друзьям — знаменитым писателям и звездам рок-музыки, а нередко и “всему человечеству”.
Разумеется, это образ, умело созданный по законам паблик-рилейшн: контрасты первыми бросаются в глаза и дольше всего удерживаются сознанием. Ну и что с того? Субкоманданте овладел оружием своих противников. Не только технологией создания имиджей. Он превратил в поле боя Интернет (даже в России существует сайт Russian Page of Subcamondante Marcos and Zapatistas2). Он проводит международные симпозиумы в горных укрепрайонах — и представьте, элитарная тусовка Парижа и Нью-Йорка слетается на них, как бабочки на огонь. Он дает интервью Габриэлю Гарсиа Маркесу и позирует перед телекамерами в маске, потрясая воображение пылких латиноамериканок.
А за этим медийным образом — вдумчивый, откровенный до наивности человек, прошедший трудный и достойный путь “строения самого себя” (гоголевское выражение здесь вполне уместно). Этот путь объясняет, рельефнее высвечивает самобытные воззрения интеллектуала-повстанца и вместе с тем служит порукой их выстраданной серьезности.
В начале 80-х группа студентов одного из мексиканских университетов приехала в беднейший штат страны — Чьяпас. Не стоило спрашивать — зачем? В те годы пример Че Гевары будоражил умы. Латиноамериканская молодежь делала революцию. Достаточно успешно — в Никарагуа к власти пришли сандинисты. В Сальвадоре и Гватемале (на границе с Чьяпасом) шла партизанская война.
Группа Маркоса (впрочем, тогда он еще не был Маркосом) имела все шансы стать одной их тех революционных ячеек, что с помощью автомата и букваря (индейцы почти поголовно неграмотны) переделывали окружающий их мир на марксистский лад. Этого не произошло только потому, что их вожака отличала любознательность и умение слушать. Маркос слушал индейцев — и не понимал их! Так же, как индейцы не понимали студиозусов-революционеров. Не потому, что не знали языка: марксистская теория ничего общего не имела с реалиями Лакандонской сельвы. И тогда “просветители” стали учениками.
Маркос вспоминает: “Как будто мы говорили на разных языках, и с той стороны не было точки отсчета, исходя из которой можно было перевести то, о чем говорилось. И нам первым приходилось принимать понятия другого, его мировосприятие, и исходя из этого заново выстраивать наш язык. В момент, когда нам удалось принять это мировосприятие и эти культурные понятия, многое изменилось... Построение диалога началось в момент, когда мы разделяли основные идеи”.
Конечно, можно было поступить проще — как Штокман или Малкин в “Тихом Доне” с казаками. Наверное, сверстники и единомышленники Маркоса выбрали этот более прямой и короткий, как им казалось, путь. Не потому ли и затухли очаги революции в Сальвадоре, Гватемале, других латиноамериканских странах. Чуждые идеи можно внедрить силой — нельзя п р и ж и в и т ь.
Маркос обучался у индейцев 10 лет — столько же, сколько ученик в школе. Субкоманданте так рассказывает об этом: “Мы попали сюда с марксистско-ленинским менталитетом, как кажется, все военно-политические организации Латинской Америки в 60-е и 70-е годы. И это мышление было подшлифовано. Мы были… (рисует в воздухе указательным пальцем квадрат)... марксистами-ленинистами, и индейская реальность начала шлифовать края и превратила его в нечто круглое”.
“Шлифовку” выдержали далеко не все. Из первоначального состава группы остался один Маркос. Зато индейцы доверяли ему безоговорочно.