Наш Современник, 2003 № 09

Проходим мимо стены американского посольства и стадиона. Еще одна цепочка: на этот раз милиция. И перед зоопарком еще одна. Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Дом, — он хорошо виден в розоватых лучах заходящего солнца. Центральная его часть горит, из окон с обеих сторон на уровне двенадцатого-четырнадцатого этажей — огромные крылья огня. Белый дом — черный дом!

Перед зоопарком стоит БМП. Дуло орудия грозно направлено на людей, смотрящих из зоопарка на пожар. На Малой Грузинской последняя цепочка милиции. Пройдя ее, мы постепенно расходимся в разные стороны. Отец Алексей с депутатами берут подвернувшуюся легковую машину, а я иду пешком к Белорусскому вокзалу — там сяду на метро. Только теперь замечаю, что вокруг Дома Советов опять идет стрельба. Навстречу много народа, просто прохожих. Одни указывают на горящее здание, обмениваясь замечаниями. Другие совершенно равнодушны; идут с работы, по магазинам, по домам. Наверное, за день успели привыкнуть к стрельбе. Как быстро русский человек ко всему привыкает! Смотрю на часы: около шести вечера. Бабка у дверей магазина возмущается: “Ельцин и Хасбулатов ссорятся, а сколько людей положили!”. Выстрелы хорошо слышны даже от Белорусского вокзала. Бьют крупнокалиберные пулеметы…

 

 

 

 

Александр Панарин • Горизонты глобальной гражданской войны (Наш современник N9 2003)

Александр ПАНАРИН

ГОРИЗОНТЫ ГЛОБАЛЬНОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

 

От холодной войны — к мировой войне богатых

против бедных

 

Многие реалии современности склоняют к мысли о том, что мы слишком рано отбросили идеологический опыт прошлых поколений. В частности, предыдущее поколение еще помнило, что холодная война двух сверхдержав являлась превращенной формой гражданской войны: СССР в той войне представлял лагерь бедных, США — лагерь богатых. В этом смысле поражение СССР было поражением бедных в их борьбе с богатыми; победа США и их продолжающееся мировое наступление — победой и наступлением богатых. Тот факт, что большинство из нас сегодня считает такие идентификации устаревшими и стыдится классовой идентификации вообще, говорит лишь о том, что и в мире символических значений победу одержала партия богатых, сумевшая не только физически восторжествовать над своим традиционным противником, но и дискредитировать его интеллектуально и морально, шантажируя его потенциальных защитников зачислением в лагерь “агрессивных традиционалистов”.

На самом деле осознание  с о ц и а л ь н о г о  контекста новейшей мировой войны и стоящей за нею истории классового противостояния позволяет увидеть логику в событиях, казалось бы, лишенных всякой логики, и увеличивает нашу способность анализа и предвидения. Социальный контекст мировой войны, или  с о ц и а л ь н а я  п а р а д и г м а  видения, не только дополняет недавно возобладавшую геополитическую парадигму, но и корректирует диктуемые ею стратегии. Геополитическое видение только по претензии является глобальным; на самом деле его квазинатуралистические, квазигеографические дифференциации и противопоставления зиждутся на презумпции укорененности в почву, в территорию. Социальная парадигма позволяет увидеть в поведении участников их транстерриториальные, транснациональные мотивы: здесь африканец может выступать в союзе с европейским безработным и против соплеменника и единоверца, находящегося по ту сторону гражданской (классовой) границы. Совсем не случайно все успешные “рыночники” (рынок — категория, скрывающая буржуазную идентичность) в странах не-Запада, как правило, выступают в роли сторонников американского “нового мирового порядка”. Иными словами, эти рыночники приберегли для себя классовое сознание и классовую позицию в развернувшемся глобальном конфликте, одновременно запрещая сделать это тем, кто находится по другую сторону противостояния.

Все репрессалии новой символической (духовной) власти, насаждающей выгодную господам мира сего картину, направлены против того, что может служить основой социальной солидарности глобально притесняемых.

Присмотримся к основным понятиям, выдаваемым новой либеральной идеологией за свидетельство современной позиции или за пропуск в современность. Одно из первых мест здесь занимает понятие индивидуализации*. Оно призвано совершить переворот как в социальной онтологии (учении о мире), так и в аксиологии (учении о морали). Индивидуализация включает презумпцию, что всякие коллективные сущности, относящиеся к реальности надындивидуального существования, всегда были или по меньшей мере сегодня стали мифом и единственной действительной реальностью современного общества является отрешившийся от всяких прочных социальных связей индивид. А из этого онтологического вывода следует и моральный: всем отверженным, униженным и обездоленным некого винить в своей доле, кроме самих себя.