Наш Современник, 2003 № 09

Указ был обнародован 21 сентября, а телекамеры, которые демонстрировали «образцовое наказание» на всю планету, — задача-то была не только расстрелять парламент, хотели еще и морально-психологически сломать нацию, — так вот, камеры эти, в том числе иностранных компаний, заказали до этой даты и установили их на самых выгодных точках обзора. Вот еще факт: когда 3 октября колонна манифестантов с Октябрьской площади двинулась  на поддержку депутатов, на прорыв осады вокруг  Дома Советов, то за милицейским кордоном, преградившим людям путь, из подъехавшего грузовика высадилась группа крепких молодых ребят, и, доставая из сумок камни, они начали кидать их через головы ОМОНа прямо в первые ряды колонны. Это достоверный факт, есть пленки. То же самое было проделано и 1 мая того же года на Ленинском проспекте, только там бросали не камни, а бутылки. В результате началась потасовка, сожжение машин, разгром палаток. Погиб милиционер, очень многие были ранены. Так сознательно «заводили», «распаляли» молодняк, провоцировали на противоправные действия, чтобы потом все свалить на «экстремизм» оппозиции.

2 октября на Смоленскую площадь разгонять обычный мирный митинг послали свердловский ОМОН. И там тоже совершенно без всякого повода омоновцы начали молотить людей, старика-инвалида забили насмерть…

В прокуратуре, надеюсь, до сих пор существует экспертиза тел погибших на Краснопресненской набережной и вокруг парламента. Ни один человек не был застрелен из оружия, которое находилось в Доме Советов. Все убиты оружием ельцинских наемников. И это тоже не версия, а факт: стреляли также чужие, профессионалы, которых доставили в Москву с европейских натовских баз. Они-то и спровоцировали у Дома Советов первую перестрелку.

В ночь со 2 на 3 октября я лично встречался с Руцким. Предупредил его, в частности: в Останкино уже сидит спецназ на бронетехнике с полным боекомплектом, с приказом стрелять на поражение. Никаких походов за  оцепление! Есть реальная возможность принять политические решения, так как на понедельник в КС назначено авторитетное собрание по урегулированию конфликта.

У меня сложилось впечатление, что он соглашался со мной, но когда я на следующий день увидел в «Новостях» на телеэкране, как он кричит: «Вперед, на Останкино!» — отчаянию моему не было предела. Все было кончено. Теперь я твердо знал: впереди — большая кровь…

Но зачем было направлять людей под пули в Останкино, если пульт управления телевещанием расположен совсем в другом месте? Разве Руцкому, недавнему вице-президенту страны, это было неизвестно? 3 октября президентская сторона находилась в патовой ситуации. Нужно было, как воздух, обоснование для ввода в столицу армейских частей. События у Останкино программировали. Ведь здание Минсвязи оборудовано специальной техникой, позволяющей обеспечивать автономную работу Центрального TV от Останкино и Ямского поля. Как потом выяснилось, министр связи это и предлагал Ельцину в ночь с 3 на 4 октября. Но такой исход не устраивал президентскую команду, необходимо было создать впечатление «штурма», «захвата», вынужденного обрыва телевещания. Но даже и тогда армейское руководство не соглашалось вводить в город танки. Всю ночь Ельцин и его подручные «ломали» коллегию Министерства обороны. Генерал Кобец с кейсами денег ездил по двум элитным подмосковным частям, нанимая «расстрельщиков»… Где-то теперь все эти «доблестные вояки», сделавшие «грязную работу» для «святого президента на Святой Земле»?..

Я знаю, некоторые меня упрекают, что я незадолго до расстрела парламента обратился к своим сторонникам с призывом не выходить на улицы. Скажу больше: в тот же день я вместе с председателем Моссовета Н. Гончаром встречался с прокурором Москвы В. Пономаревым и представителем «ДемРоссии» в надежде предотвратить ожидающиеся столкновения. Это был труднейший момент для меня: с одной стороны, оставалась капля надежды, что собрание в Конституционном суде все-таки состоится, с другой — я уже начал отчетливо различать замысел всей этой изощренной, кровавой президентской игры. Хотя, конечно, мне не было известно на тот момент ни о наемниках Кобеца, ни о зарубежных снайперах… Но я отчетливо осознал: одно острие президентской расправы нацелено на Советскую власть, а другое — на компартию, чтобы разгромить ее теперь уже окончательно. Вот из чего я исходил, делая свое заявление на телевидении 1 октября. Но у меня до сих пор нет ответа на вопрос: из чего исходили в руководстве Верховным Советом, когда, по сути, зная о предстоящем утреннем штурме, они в категорической форме не потребовали, чтобы их защитники, прекрасные, самоотверженные люди, ночевавшие на улице у баррикад и костров, ушли в здание?

Именно эти безоружные герои, беззаветно преданные своей Великой Родине, первыми пали от пуль отрабатывавших полученные сребреники иуд.