Наш Современник, 2003 № 03

Шекспировский Гамлет сделал открытие: на пороге становления буржуаз­ного общества бесчестие охватило мир. Действительность такова, что одно только приобщение к ней есть потрясение. Шекспир в своем театре показал, что всякая человеческая жизнь в своей глубочайшей основе трагична , так что всякое правдивое отражение жизни неизбежно должно быть отражением ее внутренней трагичности. Благодаря ему мы понимаем, что трагедия есть высшая форма бытия : чем трагичнее жизнь человека, тем она человечнее, тем больше сам он человек . Сегодня же благодаря театру развлечений многие с удовлетворением открыли, что богатенькую свинью-копилку (вспомним Достоевского) уже можно считать человеческим совершенством.

В отличие от театральных “героев нашего времени”, добровольно и с удивительным единодушием отказывающихся от своего ума, Гамлет дорожит им как бесценным достоянием и испытывает его до конца, до последних вопросов и выводов. Забота о человеке у гуманиста Шекспира означает прежде всего заботу о его уме . После “Гамлета” испытываешь гордость за человека, за то, чем он может стать; выходя сегодня из театра, лишь недоумеваешь: почему все персонажи такие жалкие и неумные и так низко ценят себя? Воистину,

 

Он эту искру разумом зовет

И с этой искрой скот скотом живет.

 

Бессмертные ставят важнейшие вопросы бытия, а наши театралы ставят мюзиклы. Содержание всякого настоящего искусства неисчерпаемо, как неисчерпаема сама жизнь и рождаемые ею вопросы; говорить же о содер­жании мюзикла — все равно что делать критический разбор водевиля. Зрелища для того и придуманы, чтобы не осталось никаких вопросов и человек стал глупее самого себя. С другой стороны, понятно, что повальная мюзика­лизация сегодняшнего театра не имела бы такого оглушительного отклика, если бы musical, предполагающий много денег и мало образования, не пришелся нашим мещанам как раз по голове, способной воспринимать лишь те чувства и мысли, которые можно петь и танцевать.

С точки зрения отцов христианской церкви (да и всего культурного человечества), не смерть тела, а именно смерть души, сознания и есть смерть в полном смысле слова . В самом деле: “мертвые души”, “живой труп” — к кому именно это относилось во все времена — разве к тем, кого уже похоронили? Значит, не будет преувеличением сказать: то, во что успел выродиться современный театр (и не только он один, конечно), есть по преимуществу не что иное, как средство умерщвления человека. И что может быть страшнее и безнадежнее этого эпидемического перерождения, когда люди перестают быть людьми и не замечают или даже очень рады этому?

Кстати, привычное выражение “массовая культура” (a musical можно рассматривать как некий ее символ), даже не очень строго говоря, есть противоречие в определении. По сути дела, “массовая культура” имеет такое же отношение к культуре , как свиная лужа — к горному источнику, самомнящее слабоумие — к поискам мудрости, “лицо с обложки” — к лику праведника... Это не то что не культура, а ее прямое отрицание . В самом деле: не может же то, что имеет несопоставимое содержание, прямо противоположные цели — умерщвление и оживление человека — называться одним и тем же словом!

Выражая точку зрения всей русской культурной традиции, Бахтин писал, что искусство творится не среди другого искусства, а в событии жизни. Оно отвечает за жизнь — и только это делает его важным и серьезным делом. И чем больше художник, тем выше его представление о человеке, тем взыскательнее его отношение к действительности. Отказываясь от участия в общей жизни, искусство тем самым лишает себя всякого содержания и смысла.

Постмодернизм, сознательно обрывая связь с тем лучшим, что накоплено тысячелетиями развития человечества, совершает культурный суицид. Как и всякий нигилизм, он если что-то и отрицает, то прежде всего самого себя. Ибо всякая духовная жизнь может существовать лишь в сердечной, интимной связи с прошлым, а “все, что принадлежит только к настоящему, умирает вместе с ним”.

*   *   *

В том же здании Театрального центра на Дубровке находилось одно интересное заведение, принадлежащее чеченским родственникам нашей известной певицы, благодаря которой мы узнали: вместо того чтобы вести “грязно пахнущую, бессмысленную войну в Чечне”, лучше открывать хорошо пахнущие и полные смысла гей-клубы.