Наш Современник, 2003 № 02

С разрушением огромного государства – Советского Союза – человек перестал быть представителем и частью гигантской страны. Но темпы разрушения государства и темпы разрушения личности могут не совпадать. В одной из западных стран проводили такой эксперимент. У крыс стали разрушать генетический код. И разрушили до того, что у следующих поколений наступила полная дистрофия, атрофия мышечной и нервной систем… И вдруг в двенадцатом уже поколении родилось потрясающе мощное потомство. По природным качествам оно намного превосходило то, нормальное еще поколение.

Так может произойти и с государством, и с народом. Уничтожают нас, уничтожают. А потом неожиданно – казалось бы, из руин – возникает мощный социальный и национальный подъем. Вообще, ничто нельзя уничтожить, подавить искусственно. Вся энергия разрушения и подавления России рано или поздно сублимируется в свою полную противоположность.

Считается, что бедняку не до политики, ему лишь бы наесться досыта. Выходит, что, держа народ в постоянной убогой нищете, власти, угождающие себе и Западу, могут творить любой беспредел. Какая у нищего народа энергия к сопротивлению произволу? У него на свое физическое существование энергии едва-едва хватает. Народ, пребывающий в таком искусственном режиме нищеты, уже не опасен. Это – быдло. Это – туземный скот, который рад потрудиться хотя бы на черных работах ради куска хлеба.

Но ведь выходят же из бедных семей Шукшины и Ломоносовы. И чем в большей степени забиты бедные детские головы бытовыми заботами, тем в больший протест это все выливается: так жить нельзя. Не хотим. Не будем. Как раз в нынешнем тотальном обнищании мне и видится надежда на возрождение. Оно всю эту хозяйничающую, алчную правящую нечисть – сметет.

 

ЧТО  ОТКРЫВАЕТСЯ  НА  ТОМ  СВЕТЕ

Жизнь каждого человека состоит из потерь и приобретений. Моя – не исключение. Через страдания приходишь к потребности изучать самого себя. Через себя более реально воспринимаешь современный мир, других людей, познаешь какие-то истины.

Дважды побывав в реанимации, я будто прозрел. Не случись экстремальной, опасной ситуации, многое так и осталось бы недодуманным, недопонятым, недооцененным. А тут яснее видишь: происходящее сегодня давно предсказывали Преподобный Серафим Саровский, Есенин, Достоевский, Лесков, наш современник – Игорь Тальков.

Игорь Тальков за год до случившегося предсказал даже свою смерть: “Я буду убит при большом скоплении народа, и убийцу не найдут”. Он уже знал об этом. А его мама просила: “Сынок, не пиши больше этих песен и стихов, я потеряю тебя”. Игорь ответил ей тогда: “Мама, я не могу ничего сделать. Я взвалил на себя этот крест и не сброшу его никогда. Я уже вышел на этот путь”.

Почему вышел – с надрывом? Почему и Цой, и Высоцкий с надрывом шли? Они все надрываются: еще не время – а они уже предсказывают, знают, предвещают все наши катаклизмы. И потому их надрыв уходит в острую критическую запредельную интонацию, которая и отрывает их в конце концов от физической жизни.

Не надо туда заглядывать. За границу жизни. Но тем, кто заглянул, забыть это сложно.

Я уже говорил о том, как чуть ли не на коленях просил руководство Малого театра убрать из названия спектакля об Иване Грозном слово “ смерть ”. Но тогда они на это не пошли – не стали нарушать традицию. Дополню теперь эту историю некоторыми подробностями. Я им сказал открытым текстом: “Беда будет”. Помните, как у Шекспира в Гамлете? “Несчастья начались. Готовьтесь к новым”.

После шестого спектакля, когда я выехал на дачу, у меня пошла горлом кровь. Началось артериальное кровотечение. И если бы не Александр Сергеевич Потапов (народный артист России, сосед по даче), неизвестно, что бы было.

Когда он вез меня в больницу, безостановочное артериальное кровотечение вдруг, на тридцатом километре, само собою прекратилось. Образовался самопроизвольный тромб, что и спасло меня. Необычность этого факта отмечали потом врачи – случай был редкий, как говорят, один из тысячи.

Привезли меня в Склифосовского, там сказали: надо две недели, чтобы восстановилась кровь, потом будем операцию делать. А я к тому времени потерял почти полтора литра крови.

Так все и получилось. Прооперировали меня через полмесяца. Еще полмесяца я восстанавливался. Но не случайно говорится: Господь, кого не любит, разума лишает, а кого любит, страдать заставляет: “И испиши страдающий чашу до дна”. Так испил я.

На третий день после возвращения домой, весь исполосованный и пока не очень здоровый, я споткнулся и снова попал в больницу, уже – с заворотом кишок. В общем, на этот раз был я уже на том свете. Уже видел серебряный столб, огромное озеро.

Есть в потустороннем мире многое, чего открывать другим – нельзя. Скажу только: это замечательно, что там происходило. Я такое испытывал наслаждение, и такая там красота! Когда и боли нет никакой, и чувствуешь только блаженство это…