Наш Современник, 2002 № 12

Да и не тем занят новый назначенец. Умиротворитель Басаева борется с “национализмом” и “экстремизмом”. Переживает: “Я бы отметил, что мы пока недостаточно привлекаем к решению этих вопросов судебную систему. За весь прошлый год было возбуждено лишь 27 дел о разжигании межнациональной розни”.

Господина министра можно понять — бороться с русскими националистами легче, чем с чеченской (или любой другой) оргпреступностъю. Именно потому, что в одном случае можно беспрепятственно таскать по судам растерянных и несчастных мирных граждан, а в другом нужно вступать в схватку с вооруженными бандитами.

Кстати, где Владимир Юрьевич был 23—26 октября? Вот о ком — ни слуху ни духу! Хотя кто же, если не он и его министерство, ответственны за межнацио­наль­ные отношения?

Терроризм — еще одна, самая темная грань кавказской проблемы. Общество как-то слишком легко забыло о Буйнакске, Волгодонске, Кизляре, Буденновске, Каспийске, Махачкале, Владикавказе. А давно ли эти названия с тревогой повторяли в теленовостях? Москва, разжиревшая на богатствах страны, ценящая только себя, но зато уж — как драгоценность, и то забыла и о Пушкинской площади, и об улице Гурьянова, и о Каширском шоссе, где всего-то два-три года назад гремели взрывы. И вот в этом списке появилось еще одно проклятое место — Дубровка. Заставили вспомнить!

О терроризме. О ненависти к русским, вдохновляющей убийц. Комментаторы поспешили списать ее на политические обстоятельства, прежде всего на войну. Возможно, этот фактор оказывает существенное влияние. Но вспомним тот же Углич — дикую сцену, когда чеченцы на машине сопровождали, а точнее сказать, преследовали похоронную процессию, выкрикивая оскорбления в адрес родственников погибшего русского паренька. Какая здесь политика? Это ненависть в беспримесном виде. Не знающая никаких рациональных мотивировок.

Этнопсихологам еще предстоит разобраться в этом феномене. Пока следует принять его как факт. Единственное, что не следует, что крайне опасно делать, — обманывать себя. Повторять прописи о всеобщей любви.

А теперь спросим (после всего перечисленного выше, я думаю, п о р а   спросить):   к о г о   защищает государство российское в многочисленных межнацио­нальных конфликтах, которые росчерком министерской авторучки не отменить? Или по-другому спрошу:   к т о   защитит от террористов москвичей? Кто защитит древний Углич от демонстративной карательной экспедиции чеченцев? Кто защитит подмосковный наукоград Красноармейск, жители которого мечтают о возвращении прежних времен, когда город был закрыт и люди могли выйти на улицу и посидеть в кафе, не рискуя напороться на нож горячего южного парня? Кто поможет жителям пятимиллионного Краснодарского края, куда перебрался миллион мигрантов? Кто поможет казачкам, за копейки батрачащим на новых латифундистов с Кавказа — о чем недавно с горечью говорил атаман Козицын? Кто вернет к нормальной жизни 400 тысяч русских, выдавленных из Чечни при Дудаеве и Масхадове? Вот бы о   н и х   вспомнил глава ФМС, рассуждая о том, что России нужен миллион новых рабочих рук ежегодно, — можно ведь пригласить в Москву не джигитов из горных аулов, а русских страдальцев из “маленькой, но гордой” кавказской республики. Кто — спрашиваю я — защитит всех этих людей?   Р у с с к у ю   Россию, нуждающуюся в защите.

Родная милиция? Опыт Углича и Красноармейска достаточно красноречив. Да и сам заместитель министра внутренних дел А. Черненко признает, что “правоохранительная система зачастую повязана” с фирмачами, организующими переселение незаконных иммигрантов (“Независимая газета”. 16.08.2002).