— Насчет армии этот твой знакомый прав, — продолжал Юрка, опрокинув рюмку. — Что армия, что КГБ. Кто мог бы подумать! Сторожевые псы советской власти, непобедимые и легендарные, железные феликсы... — Юрка матерно выругался.
— У них есть свои извинения и оправдания, — нехотя возразил Андрей. — Сначала слушались Горбачева и шли за ним. Потом боялись, как бы Ельцин не учинил резню. Он не учинил, и сердца сторожевых псов преисполнились благодарностью. К тому же многих из них, особенно из КГБ, предусмотрительно пристроили на хорошие деньги. Того же Филиппа Бобкова — главного борца с диссидентами.
— Так потому и пристроили, чтобы не рассказывал, кто у него на жаловании состоял. Если рот откроет, так половина нынешнего населения на Старой площади, в Белом доме и в Кремле сильно загрустить может, — злорадно засмеялся Юрка.— А помнишь, — меняя тему, оживился он, — как мы тогда еще студентами на квартире у твоей тетки на Арбате сидели? Про “оттепель”, про сталинские репрессии, про Власова и Иуду разговаривали? Ты все доказывал, что жрецы идеи предателями быть не могут. Ну что, теперь убедился?
— Убедился, — кивнул Андрей. — Правда, дело не только в одних жрецах, да и были ли предавшие страну и нас когда-либо жрецами?
— По должности-то были, — задумчиво произнес Юрка. — По уму и совести — вряд ли. Да в них одних ли дело? Нам всем, конечно, удобнее на жрецов валить. Но сами-то...
Наступила пауза. На кухне тоненько засвистел чайник. Юрка поднялся и вышел. Откинувшись на спинку дивана, Андрей смотрел в темное окно, за которым светились огни рекламы.
“Ни одной русской надписи, — вздохнул Андрей. — Мой ли это город? Тот ли это город, в котором я прожил полвека? Родной ли он мне? Пожалуй, нет. Больше нет. Грустно и больно”.
— А хорошо мы тогда с тобой на Арбате сидели, — обратился он к вернувшемуся из кухни Юрке. — Вся жизнь была впереди, и ни минуточки сомнения не было, что жизнь сложится. Уверенность в будущем была. Куда все девалось? Зачем жили?
— Да что мы, — подхватил Юрка. — Зачем родители и деды жили? Что детям оставим? Временами выть от тоски хочется. Все прахом. Вся история, все богатства, вся страна. Меня сосед, как выпьет, все спрашивает: “Скажи, мил человек, вот раньше мы лишения терпели, Днепрогэс и Уралмаш строили, немца разбили, целину осваивали, БАМ создавали, в лагерях сидели, в космос летали, чтобы коммунизм строить. Идея у всех была. Оказалось, неправильная. Сейчас опять терпим и корячимся. А какая сейчас у нас идея?”
— Россия! — пожал плечами Андрей — Так теперь говорят.
— Это какая такая Россия? — возмутился Юрка. — Просрали Россию. Была, да сплыла. Что, нынешняя Россия — это Россия? Как бы не так. Ликвидировали тысячелетнюю Россию Ельцин, Кравчук и Шушкевич в Беловежской Пуще. Одним махом все зачеркнули: и Дмитрия Донского, и Петра, и Екатерину, и Суворова, и Кутузова, и Ленина, и Сталина. Все! Нелепый обрубок остался. И мы с тобой, и отцы, и деды, и прадеды в великой России жили, ее своей родиной считали. А пришла шпана и все растащила. Одни наши богатства делить кинулись, другие страну приватизировать. Каждому начальнику по союзной республике. Вот и дошли до ручки. Так я что, теперь ради этого бардака на крест пойду? Хороша идея! А еще удивляются, что в армии никто служить не хочет и что всем на все наплевать.
— Так-то оно так. Только без страны все же нельзя, — вздохнул Андрей. — Какая-никакая, а другой у нас с тобой страны нет. Так что за неимением лучшего... Сейчас ведь говорят, что все беды от того, что Советский Союз был социалистическим. Нельзя было страну в целости сохранить именно из-за этого.