Наш Современник, 2002 № 12

Несколько раз пересекал я вчера Дон, местами узкий, как стол. И Дон и Непрядва — реки эти были полноводнее тогда, 600 лет назад. Недаром ополчане строили мощную переправу через Дон для пеших и конных своих дружин. Да, обмелело все с тех пор, но русла, русла-то рек прежние, не изменились. А уж небо надо мною и этот утренний, быстро тающий туман совсем те же, как описаны в летописях, в “Задонщине”, без году 600 лет назад, в день и час предстоящей битвы.

Рисовать не хотелось. Хотелось смотреть, дышать этим воздухом, вспоминать прочитанное. Уже несколько лет я живу с этим материалом. Мне предложено написать картину на тему “Куликовская битва”. Я привык искать и находить свои темы и в сегодняшнем дне, и в памяти моего детства, а последняя моя картина называлась даже “Разговор о будущем”. И вдруг такое предложение. Конечно, оно польстило бы каждому художнику, но как подойти к этой теме? В сознании возникают знакомые образы Васнецова, Нестерова, Фаворского, Бубнова, да и сколько еще художников бралось за это.

Но вот и меня привела судьба сюда, на поле Куликово. По сей день находят тут железные наконечники стрел и копий, прямо в пахотном слое, хотя дорогое металлическое оружие тогда не бросали, собирали и уносили с собой после битвы. И вот, находясь здесь, да еще ранним утром, один, глядя на купол неба, на широкий размах горизонта, ты начинаешь по-новому проникаться этим событием, его памятью.

Правда, когда попадаешь собственно к мемориалу “Куликово поле” на Красный холм, где стоял когда-то шатер Мамая, ощущения твои начинают комкаться и воображение тормозится открывшейся нескладной картиной. Все разрыто, вскопано, делают подъезды, ведут какие-то коммуникации, на площади перед храмом Сергия Радонежского сооружено кафе, выкрашенное голубой резкой краской, тут же неказистый домик смотрителей. А самый холм засадили чуждыми природе геометрическими посадками деревьев. Конечно, к юбилею все это обретет видимость порядка, откроется музей в храме, построенном по проекту Щусева в 1918 году. Это была его дипломная работа. Постройкой храма была отдана дань настоятелю Троицкого монастыря, затерянного в лесах под Москвой, и выдающемуся деятелю своего времени, человеку государственного ума — Сергию Радонежскому, радевшему за великую и объединенную под началом Москвы Русь, Русь, которая должна собрать свои силы и сбросить иго басурманское. Это он благословил Дмитрия на битву, предсказав ему несметные жертвы и победу великую, это он дал ему двух своих послушников Ослябю и Пересвета, которому суждено будет выйти на поединок с Челубеем.

Долгое время храм был действующим, но война сделала свое дело. Теперь храм реставрируют, хотя в пригожем убранстве его кружевных карнизов и в попытке соединить мотивы древнерусского храма и крепостных башен есть что-то неорганичное. И, главное, жаль, что вся эта благодать — посадки, культурные и общепитовские точки и сам храм заслоняют поставленный еще в прошлом веке строгий и торжественный обелиск с изображением воинской доблести и победы, увенчанный золоченым куполом и крестом, символом победившей христианской веры. То-то было просторно глазу, когда стоял обелиск один на этом возвышенном месте, стоял как перст памяти и виден был километров на двадцать. Ну а теперь почти от самой Тулы поставлены указатели к этому месту — не заблудишься.

Однако у меня был свой путь к Куликову полю, ведь Дмитрий шел со своими дружинами через Коломну, потом по рязанской земле и вышел к Дону. В Рязань он не заходил, не хотел Олега, рязанского князя, тревожить — пусть сам решает, с кем ему быть, с Русью или Мамаем, а на земле рязанской не велел своим воинам трогать ни былинки, ни зернышка...

А начал я свой путь с Московского Кремля — сколько раз приходил на эти святые места... Когда случилось киевскому князю Юрию Долгорукому облюбовать место для крепости у слияния рек Москвы, Неглинки и Яузы и тем заложить здесь новый город — не знал он еще, что так будет положено начало новой большой Руси, Руси Московской. Сколько раз будет гореть город Москва, будет разорен и разграблен и будет вновь и вновь возрождаться из пепла, чтобы стать потом великим городом, славной нашей столицею. И Дмитрий, князь Московский, сделает для этого так много в своей жизни! Но как охватить это событие?.. Как подойти к нему из наших восьмидесятых годов двадцатого века? Момент самой битвы — это, скорее, удел кинематографа, он скрыл бы за внешним действием глаза героев, характеры, и никакой масштабностью тут не удивишь. Масштабность и значение этого события в другом — в его народном характере, в силе объединенной Руси, в становлении русской государственности.