В этой суровой фразе заложено столько смысла и личного опыта! Все-таки родить троих детей и воспитывать потом двоих при столь изломанной судьбе, каторжной работе и в такие времена — надо иметь немалое мужество и просто — силу, чтобы вытерпеть подобную ношу.
В свой день рождения 27-летняя мать справедливо восторгается чудесным письмом 7-летней Али, где есть просто потрясающие стихи:
Вы входите. Волосы очень красивы.
На душе лишь Сережа у вас.
О Марина! В глазах —
Столько Родины и насмешки!
Пожалуй, это один из самых точных портретов Цветаевой: столько Родины (именно с заглавной буквы!) и насмешки...
“Аля, внезапно: “Марина! Если мне когда-нибудь придется быть нянькой, я непременно буду искать младенца Марину”.
“Испанию все женщины мира чувствуют любовником, все мужчины мира — любовницей. Безнадежное, мировое материнство России”.
Цветаева очень много думала над магией, высшим смыслом и поэтической наполненностью имен. Сама она признавалась: “Моя поэзия — это поэзия личных имен”. В записных книжках — очень много заметок на эту тему, как серьезных, так и курьезных. Причем, что характерно — и Аля рассуждает вслед за матерью на эту же тему.
“Марина! Мы с тобою в разряженных именах: Ариадна — Марина”.
“Ирина — это что-то очень длинное, гибкое. Шея лебедя, хлыст. Это натянуто и певуче, как струна.
Я сначала хотела назвать ее своим именем, потом Анной (в честь Ахматовой). — Но ведь судьбы не повторяются! — Пусть лучше потом ее именем кто-нибудь назовет свою дочь!”.
“Если бы у меня родился сын, я бы назвала его — Димитрий, а уменьшительное сделала бы — “Лже”.
“— Уж как мне хотелось дочку Лидочкой хотела назвать. Доктор, рассеянно: — “Ну и сына так же назовете”.
* * *
Завершим беглое прочтение столь подробных и содержательных записных книжек той же цветаевской уверенностью, обращенной к нам, что выражена в словах, взятых в эпиграф, — о любви через 100 лет.
“Дорогие правнуки мои, любовники и читатели через 100 лет! Говорю с Вами, как с живыми, ибо вы будете. (Не смущаюсь расстоянием! Ноги и душа одинаково легки на подъем!)
Милые мои правнуки — любовники — читатели! Рассудите: кто прав? И — из недр своей души говорю Вам — пожалейте, потому что я заслуживала, чтобы меня любили”.
Да, она заслуживала любви, пусть горькой, как рябиновые гроздья, но жалость — сама же отвергала. И более того — не жалела сама себя, издалека идя к роковому шагу.
“Я, конечно, кончу самоубийством, ибо все мое желание любви — желание смерти. Это гораздо сложнее, чем “хочу” и “не хочу”.
В апреле 1919 года Цветаева потеряла 500 рублей. Это были немалые деньги: “500 р.! 50 фунтов картофеля — или почти башмаки...” Перечислив еще несколько мелких потерь и воскликнув: “О, это настоящее горе, настоящая тоска!”, она совершенно серьезно добавляет:
“Я в одну секунду было совершенно серьезно — с надеждой — поглядела на крюк в столовой. — Как просто! —
Я испытывала самый настоящий соблазн”.
Следует обратить внимание: подобные мысли посещают ее в столовой, где она получит хоть какую-то еду, а в августе 1941 года Цветаевой зачастую даже есть было нечего. Так что соблазн решить “просто” и разом все проблемы — стал неодолим.
Но, конечно, дело не только в бренных и привычных трудностях. В душе еще раньше поселилось глубинное предчувствие развязки, потому и вплетается мотив прощания.
“Вечером читала Wang’a — бездарную книгу о Китае.
Утром проснулась, подумала, что годы — считанные (потом будут — месяцы...)
Прощай, поля!
Прощай, заря!
Прощай, моя!
Прощай, земля!
Жалко будет. Не только за себя. Потому что никто этого — как я — не любил”.
Эта последняя запись в 15 книжке, относящейся к 1938—1939 годам, внесена после возвращения в СССР на пароходе, после ремарки: “Вот Северное море проедем — легче будет”. Не стало легче в житейской качке... Дальше — недолгое странствие по морю действительности, но уже без глубоко личных свидетельств и записей в “судовом журнале”... Прощай, земля!
Ирина Смирнова • “Жертва жизни всей” (К 110-летию со дня смерти А. А. Фета) (Наш современник N11 2002)
Ирина Смирнова
“ЖЕРТВА ЖИ3НИ ВСЕЙ”
(К 110-летию со дня смерти А. А. Фета)
...Ты дней моих минувших благодать.
Тень, пред которой я благоговею...
А. Фет
Жизнь поэта — только первая часть его
биографии; другую, и более важную часть
составляет посмертная история его поэзии.
В. О. Ключевский.
Литературные портреты
i. “...Но все тебя не назову...”
...И все пройдет — нельзя же век любить,
Но есть и то, чего нельзя забыть...
А. Фет