Наш Современник, 2002 № 06

— А мне все равно, что бы ни травили, лишь бы заработок был хороший — у меня семья.

— Не могу работать — уеду. Чую, что неправильно тут делается все.

— Байкал стоял 20 миллионов лет и еще столько простоит, ничего ему не сделается.

— Корд нужен? Нужен! И нечего обсуждать.

— Корд нужен? Так сделай вместо него проволоку. Куда лучше. — (Этот последний человек — шофер и не знает, что во Франции так и сделали — на “Каравелле” и военных самолетах — проволочный корд).

— Обживать надо эти места, обживать. Дичь-то какая!

— Уеду! Какая же это комсомольская стройка, если комсомольцев тут  500 человек, а заключенных пригоняют 8000? (Текучесть тут огромная. Приезжает столько же, сколько уезжает.)

— Не так легко отравить Байкал, но с этой трудностью мы справимся! (Это уже умники, что смеются над вещами, над которыми смеяться непозволительно. Мог я бы добавить, что очистить Байкал будет труднее.)

Конечно, чистить его никто не будет. Эти предприятия — времянки. Ради этих времянок загоняется в Байкальске и на Селенге по миллиарду рублей в год. Дольше чем на 20—50 лет тут нет сырья. Потом Байкал, конечно, очистят — он всякую дрянь выбрасывает, не держит, но многое погибнувшее во время этого нашествия люди не в силах будут восстановить.

3 сентября 1962 г., понедельник. Иркутск.

Ехал и в последний раз за свою поездку смотрел на Байкал, на его сизую даль, на изумрудные отмели... Не по ним ли надо вести коллектор с отходами в Иркут? Не тащить трубы на гору, не тесниться на косогорах, а утопить его в воду...

Я только думал, что последний раз вижу Байкал...

 

4 июня 1963 г., вторник. ...У меня (на даче под Звенигородом. — Е. Ч. ) образовался настоящий дендрарий. Есть кедр, вейсмутова сосна, ель-пихта, сосна обыкновенная, лиственница, то есть все хвойные, что образуют наши леса, знаменитые русские леса.

Есть что-то интимное, таинственное, что тянет человека к лесу. Можно объяснить это усталостью, потребностью в чистом воздухе и т. п., но, видно, есть этому непреодолимому стремлению какие-то причины глубинные...

Дерево растет по тем же законам — деление клеток, — что и мы. Среди дерев мы приближаемся к исходной природной позиции, к ключу живого и мертвого — великой тайне, которая до конца не будет познана никогда, потому что с каждым новым открытием мы узнаем тысячу новых загадок, выдаваемых природой: “Смотрю на качающиеся ветви и думаю о смысле всех вещей” — эта мысль Рабиндраната Тагора как нельзя точно отражает состояние, к которому стремятся люди в лесу; стремятся бессознательно, однако неудержимо.

А как часто люди едут в лес нажраться водки, поорать песни, поблудить, подраться. Лес хочет из человека сделать  ч е л о в е к а  — продолжая свою благородную миссию. И тут нужна помощь самого человека, к его стыду легко становящегося животным.

Есть другие, еще более тонкие нити, связывающие лес и людей. Только в лесу, единственной среде растительного царства, мы находим подобие человеческого сообщества. Полог леса, подрост, его воспитание, размножение, роль ветра, опушки — все это так похоже на людскую жизнь, и не только это, но и многое многое другое. Я далек от того, чтобы проводить параллель между биологией и социологией, но никуда не уйдешь от того факта, что лес, создавший человека, наградил его образом жизни, устройством ее, ее примитивностью и усложненностью по своему образу и подобию. Как легко упрекнуть меня здесь в пантеизме, но как наивен и неверен будет этот упрек.

Человека тянет к лесу сложное чувство покровительства и благодарности, ощущения своей силы и вины перед лесом, своей способности все понять в его жизни и ничего не понять в конечном итоге, инстинктивное чувство того, что лес хранит заветные тайны жизни. Разве не великая тайна — создание вокруг Земли воздушной среды, подушки, на которой так мягко Земле? А ее создала зелень, только она. Кислород — элемент жизни — рожден исключительно самой жизнью. И не животным, насекомым или человеком, а только растением.

Да, зелень Земли — космическое явление, и не только в том смысле, в каком говорят об этом научные популяризаторы...

Зеленая природа, будучи космическим явлением, создала человека как средство, способ наградить жизнью — высшими природными процессами — мертвые пространства Вселенной. И в этом — великий смысл исследования Космоса...

7 июня 1963 г., пятница.

Оттого, что я так много посадил кедра и вишен за один день, я попал в больницу — надорвал сердце. Нашли у меня ревмокардит — следствие “счастливого” детства и “отпусков” в тайге. Сердце медленно входит в норму, не могу быстро шевелиться, хотя помню время, когда я переплывал Енисей у Красноярска и лазал в день на десяток кедров. От одного воспоминания об этом у меня сейчас заныло сердце. О валидольные будни!

Лежал в больнице, в так называемой “Кремлевке”. Почти весь этаж занят сердечниками, и создавалось впечатление, что весь мир болен сердцем. Впрочем, это не так далеко от истины — по статистике на первом месте среди болячек человечьих стоит сейчас сердце и сосуды к нему. (...)