Наш колхоз стоит на горке

Вообще дни были какие-то неловкие и для председателя, и для деда Опенкина.

Старик понимал, что сказал лишку. Еще неизвестно, как председатель на все эти дела в Березках посмотрит и как поступит. На худом повороте, даже за тот несчастный карман с зерном дело может тюрьмой запахнуть. Не говоря уже о Гришке Сорокине. А потом, дед краски все же изрядно сгустил. Воровство есть, тут и слепой увидит, но так, чтобы тянули все, да еще машинами, — это, конечно, край. Это с большим перехватом. Вот тетка Марья — так та ведь с голоду помрет, трупом ляжет, а колхозного ни-ни, хоть бей, хоть режь, хоть жги ее на костре. Или бригадир Червонцев — так тот даже при председателе, который был ссыльным, а затем при Дровоколове, когда казалось, хватай что можешь — идем ко дну, и то хотя бы травинку с колхозного поля тронул… Нет, не тронул. И даже других останавливал.

Старик счел нужным еще раз заговорить с председателем.

— Ты, Степан Петрович, конечно, прости, наболтал я тебе с излишком. Но оно же: мал трудодень. Да люди что — по очень большой охоте? Оно же порой не хватает. Вот и берут. Народ вороватым у нас отродясь не бывал. Тут, Степан Петрович, если народ судить, то только не с маху, а с осторожностью.

Савельев и сам понимал, что трудодень в колхозе, конечно, плевый да и в словах деда о подходе не «с маху» тоже есть доля немалой правды.

— Ты в суд не беги, — советовал дед. — Милицию не затруждай. Может, другие пути найдутся.

Под суд Савельев никого не отдал. Но проучить проучил.

Явившись однажды на ток, председатель приказал насыпать мешок зерна. Взвалив мешок на плечи, Савельев пошел по селу. Мешок тяжелый, нести его было нелегко. Но нес. Нес и каждого встречного спрашивал:

— Где здесь изба Григория Сорокина?

Спрашивал, хотя прекрасно знал, где находится та изба.

Чтобы председатель тащил мешок, да еще на собственном горбу, да еще к какому-то там Сорокину, казалось невероятным. Вокруг Савельева нарастала толпа.

Когда общее любопытство достигло предела, председатель сказал:

— Решил помочь Сорокину. Что же это: он сам все таскает, таскает и никто ему не поможет?

Люди поняли ловкий намек, и каждого этот ответ председателя кольнул, как каленым железом.

Все затаились, ждали, что будет дальше. Каждый видел Сорокина уже за решеткой. Многие и о себе в ту минуту подумали.

Рыжий Лёнтя, внук деда Опенкина, метнул огородами и предупредил Сорокина об опасном шествии к его дому.

В доме Сорокиных взвыли, и беда казалась неотвратимой.

Но, вдруг не дойдя до сорокинской избы метров сто, председатель неожиданно повернул назад, вернулся на ток и ссыпал зерно в общую кучу. Затем он вытер вспотевшие лоб и шею, продул рубаху, посмотрел на колхозников и сказал:

— Пришлось вернуться. Не нашел я Сорокина. Видать, ошибся. Нет Сорокиных в наших Березках.

И люди все поняли: и то, что ткнул пальцем на Сорокина председатель не зря, и то, что своим ответом («Видать, ошибся. Нет Сорокиных в наших Березках») как бы подчеркивал веру свою в колхозников. А главное, что сам-то Савельев — мужик не из тех, кто ищет дорог полегче.

В тот же вечер Сорокин сам прибежал к Савельеву. Долго мял свою шапку, переминался с ноги на ногу, наконец произнес:

— Прости, Степан Петрович, был грех — не будет.

История с Сорокиным встряхнула весь колхоз. Хотя и после этого были случаи мелких покраж в Березках, но становилось их все меньше и меньше. А потом и вовсе ушли они, как уходит дурной и никчемный сон.

СЫРОЕЖКИНА АНИСЬЯ

Сыроежкина Анисья — вот хозяйка, прямо диво!

Посмотри на огород — чудо-юдо огород! У нее с избою рядом — что плантация в Крыму. Словно ты и не в Березках, а попал на ВДНХ, то есть выставку успехов и народных достижений. У нее такой порядок, словно тут не огород, а какой-то центр науки. У нее такие грядки и такая чистота, что по этим самым грядкам без крахмального халата даже совестно пройти.

Сыроежкина Анисья — вот хозяйка, прямо диво!

Лук — метровый, а картошка — это прямо загляденье! Ты смотрел бы, а не ел. Тыквы здесь, как поросята, огурцы — греби лопатой. А петрушка, а морковка — всё сплошные чудеса. В этом редком изобилье ты утонешь, как в пруду. Водолазы не разыщут, эхолоты не найдут.

У Анисьи все в избытке — не хватает одного:

— Тут — мое! — кричит Анисья. — Там — колхозное добро.

…Чудо-огород Анисьи Сыроежкиной Савельев приметил еще в первые дни своего появления в Березках. А как-то встретив ее на улице, остановил:

— Здравствуйте, Анисья Ивановна!

Анисья расплылась в улыбке, так как по имени и отчеству давно никто в Березках ее не величал. Зовут обычно Аниськой или сокращенно по фамилии: Сыроежа. Дед же Опенкин не называет ее иначе, как «злостный элемент». И все твердит, что Аниську надо прогнать из Березок, чтобы она «не отравляла здесь своим огородом воздух», и отправить на Соловки, то есть туда, куда кулаков когда-то ссылали.

Встретил Савельев Сыроежкину, поздоровался и говорит:

— Ну, Анисья Ивановна, ждите в гости. Скоро буду.