Наш колхоз стоит на горке

Почему обошла награда Вырина, пожалуй, странно. При переправе через Днепр, когда наши войска обходили Киев с севера, в районе села Петривцы сержант Вырин в числе первых высадился на занятый фашистами берег. Командовал он отделением в пять человек. Солдаты укрепились на малой полоске земли и приняли тяжкий бой. Когда подошла подмога, от выринской пятерки никого не оказалось в живых. И лишь потом, каким-то чудом какая-то бойкая санитарка в сержанте, присыпанном землей, обнаружила признаки жизни. Его срочно переправили в тыл. Пробыл солдат несколько месяцев в госпиталях. После чего и вернулся в Березки.

Около года пробыл Вырин здесь председателем. Потом после войны его заменили. Получал Вырин небольшую солдатскую пенсию и чем мог помогал колхозу.

Вырин в Березках столярничал, плотничал. Работу свою любил. Многие крылечки в Березках, резные наличники, коньки на крышах — это все дело рук Алексея Вырина.

Странный он в чем-то был человек. Денег за работу не брал.

— Дурной ты какой-то, Лешка, — говорил дед Опенкин.

— В деньгах ли, Лука Гаврилыч, дело. Пенсия есть. Хватает. Нам бы избы новые ставить. Вот тут бы я развернулся!…

Дед посматривал на деревянную ногу Вырина, как бы собираясь сказать: «Ну куда тебе ладить избы?» Но вслух этого не произносил.

Была у Вырина и еще одна привязанность — дети.

Мастерил бывший солдат для ребят игрушки. Особенно ловко коней выстругивал. Были они словно живые. Черные, пегие, в яблоках. Красил их Вырин.

Своих детей у Алексея Вырина не было. Жил с женой одиноко. Раздавал он игрушки колхозным ребятам. Делал это под Новый год и обязательно каждому ко дню рождения. Знал всех детей наперечет и, главное, точно помнил день, в который каждый из них родился.

И рыжий Лентя, и Фомка Шишкин, и Кузя с Кекой, и Саша Сорокина, и все другие ребята души не чаяли в Вырине. Взрослые тоже его любили.

— Золотой человек, бессребреник, — говорили о нем в Березках.

ИНСТИТУТ

Сельский всезнайка Федор Кукушкин и вправду Всезнайка.

Чего этот Федор только не знал! И как устроен реактор атомный, и что за наука гляциология — наука о вечных льдах, и чем прославился тридцать веков назад Рамзес — фараон египетский. Ну прямо профессор, кандидат всех известных на свете наук!

К Всезнайке ходили с любым вопросом, и не было случая, чтобы Всезнайка ответа тебе не дал.

И даже когда дед Опенкин хотел посадить его в лужу и вылез с очень ехидным вопросом: «Что появилось раньше на свет — яйцо или курица», — на этот вопрос и местный священник не мог ответить, — то Федор Кукушкин тут же при всех прочитал ему целую лекцию.

— И то и другое состоит из материи, — говорил Всезнайка. — Материя — продукт есть первичный. Она лежит в основе всего: и живого, и мертвого, и камня, и курицы, и яйца, и даже деда Опенкина.

И следом, подробно — минут на пятнадцать — стал растолковывать всем об этой самой материи. Все увлеклись. Ехидный вопрос старика провалился.

К тому же таким обилием знаний Кукушкина теперь и Опенкин был потрясен и даже придавлен, ибо чего уж никак дед не ожидал, так это того, что он, Лука Гаврилыч Опенкин, и какая-то, простите, дурацкая курица из одной и той же материи сделаны.

Дед после этой беседы год косился на местных кур и теперь их не может есть.

Савельев тоже не раз с различными справками обращался к Кукушкину, а однажды сказал:

— Тебе бы, Федор, учиться, в институт бы с твоей головой.

Федор и сам о том же мечтал. Но…

Трижды ездил Кукушкин в областной город сдавать экзамены в институт и трижды ни с чем возвращался. Немел на экзаменах бедный Кукушкин. Робкий он был по характеру. Терялся среди городских, незнакомых.

Узнал о неудачах Феди Савельев и понял, конечно, причины. Нет же других причин. Кукушкин по уму самородок. Такому — дорогу в науку.

И вот, когда вновь подошла пора приемных экзаменов, Степан Петрович вызвал к себе Кукушкина и сказал:

— Поезжай!

А Федор в четвертый раз уже и не думал пробовать счастья.

— Поезжай, — повторил председатель. — Поддержим.

И поддержал. И вот каким необычным способом.

В дни, когда проводились экзамены, Савельев брал деда Опенкина, Нюту Сказкину, Павла Корытова, садился с ними в машину и ехал в тот институт — как раз по новой отличной трассе.

Добился Савельев права присутствовать им на экзаменах как представителям от колхоза.

И на экзаменах было чудо. Смотрел Кукушкин на близкие лица — на Нютку, на Павла, на деда Опенкина, — и в ту минуту словно крылья у него отрастали.

Прошла у Кукушкина робость. Поражал он людей ответами. Даже сам директор института руками при всех разводил.

«Откуда такие берутся?» — как бы хотел он задать вопрос.

«Из наших Березок», — сказал бы Савельев.

«Из наших Березок», — сказала бы Нютка.

«Из российских, считай, глубин», — ответил бы дед Опенкин.

Федор Кукушкин идет на «отлично». Теперь он на третьем курсе. Вскоре и вовсе получит диплом.

ВЕРАНДА. МАНСАРДА. ВОДОПРОВОД