Наш человек в Гаване

– Но, Милли, я не могу себе позволить...

– Тебе не надо платить за нее сразу. Она – гнедая.

– Какое мне дело до ее масти?

– Она записана в племенную книгу. От Санта Тересы и Фердинанда Кастильского. Она бы стоила вдвое дороже, если бы не повредила себе бабку, прыгая через барьер. С ней ничего особенного не случилось, но вскочила какая-то шишка, и ее теперь нельзя выставлять.

– Пусть она стоит четверть своей цены. Дела идут очень туго, Милли.

– Я ведь тебе объяснила, что сразу платить не надо. Можно выплачивать несколько лет.

– Она успеет сдохнуть, а я все еще буду за нее платить.

– Серафина куда живучее автомобиля. Она, наверно, проживет дольше тебя.

– Но, Милли, послушай, тебе придется ездить в конюшню, не говоря уже о том, что за конюшню тоже полагается платить...

– Я обо всем договорилась с капитаном Сегурой. Он назначил мне самую маленькую плату. Хотел устроить конюшню совсем даром, но я знала, ты не захочешь, чтобы я у него одалживалась.

– Какой еще капитан Сегура?

– Начальник полиции в Ведадо.

– Господи, откуда ты его знаешь?

– Ну, он часто меня подвозит домой на машине.

– А матери-настоятельнице это известно?

Милли чопорно ответила:

– У каждого человека должна быть своя личная жизнь.

– Послушай, Милли, я не могу позволить себе лошадь, ты не можешь позволить себе всякие эти... уздечки. Придется отдать все обратно... И я не позволю, чтобы тебя катал капитан Сегура! – добавил он с яростью.

– Не волнуйся. Он до меня еще и пальцем не дотронулся, – сказала Милли. – Сидит за рулем и поет грустные мексиканские песни. О цветах и о смерти. И одну – о быке.

– Милли, я не разрешаю! Я скажу матери-настоятельнице, обещай, что ты...

Он видел, как под темными бровями в зеленовато-янтарных глазах собираются слезы. Уормолд почувствовал, что его охватывает паника: точно так смотрела на него жена в тот знойный октябрьский день, когда шесть лет жизни оборвались на полуслове. Он спросил:

– Ты что, влюбилась в этого капитана Сегуру?

Две слезы как-то очень изящно погнались друг за другом по округлой щеке и заблестели, точно сбруя, висевшая на стене; это было ее оружие.

– Да ну его к дьяволу, этого капитана Сегуру, – сказала Милли. – Мне он не нужен. Мне нужна только Серафина. Она такая стройная, послушная, все это говорят.

– Милли, деточка, ты же знаешь, если бы я мог...

– Ах, я знала, что ты так мне скажешь. Знала в глубине души. Я прочитала две новены [новена – название одной из церковных служб], но они не помогли. А я так старалась. Я не думала ни о чем земном, пока их читала. Никогда больше не буду верить в эти новены. Никогда! Никогда!

Ее голос гулко звучал в комнате, как у ворона Эдгара По. Сам Уормолд был человек неверующий, но ему очень не хотелось каким-нибудь неловким поступком убить ее веру. Сейчас он чувствовал страшную ответственность: в любой момент она может отречься от господа бога. Клятвы, которые он когда-то давал, воскресли, чтобы его обезоружить.

Он сказал:

– Прости меня, Милли...

– Я выстояла две лишние обедни.

Она возлагала на его плечи все бремя своего разочарования в вековой, испытанной ворожбе. Легко говорить, что детям ничего не стоит заплакать, но если вы – отец, разве можно глядеть на это так же хладнокровно, как глядит учительница или гувернантка? Кто знает, а вдруг у ребенка настает такая минута, когда весь мир начинает выглядеть совсем по-иному, как лицо, которое искажается гримасой, когда пробьет роковой час?

– Милли, я тебе обещаю, если в будущем году я смогу... Послушай, Милли, оставь пока у себя седло и все эти штуки...

– Кому нужно седло без лошади? И я уже сказала капитану Сегуре...

– К черту капитана Сегуру! Что ты ему сказала?

– Я ему сказала, что стоит мне попросить у тебя Серафину и ты мне ее подаришь. Я ему сказала, что ты такой замечательный! Про молитвы я ему не говорила.

– Сколько она стоит?

– Триста песо.

– Ах, Милли, Милли... – Ему оставалось только сдаться. – За конюшню тебе придется платить из твоих карманных денег.

– Конечно! – Она поцеловала его в ухо. – С будущего месяца, хорошо?

Они оба отлично знали, что этого никогда не будет. Она сказала:

– Вот видишь, они все-таки помогли, мои новены. Завтра начну опять, чтобы дела у тебя пошли как следует. Интересно, какой святой подойдет для этого лучше всего?

– Я слыхал, что святой Иуда – покровитель неудачников, – сказал Уормолд.

3

Уормолд часто мечтал, что вот однажды он проснется и у него окажутся сбережения – акции и сертификаты, широкой рекой потекут дивиденды, совсем, как у богачей из предместья Ведадо; тогда они с Милли вернутся в Англию, где не будет ни капитана Сегуры, ни «охоты», ни свиста. Но мечта таяла, как только он входил в огромный американский банк в Обиспо. Вступив под массивный каменный портал, украшенный орнаментом из цветов клевера с четырьмя листочками, он снова превращался в маленького дельца, каким и был на самом деле, чьих сбережений никогда не хватит на то, чтобы увезти Милли в безопасные края.