Окончательно мы определили свое положение лишь в заливе Микояна с остатками сохранившегося припая, одновременно отметив слева ледник Мушкетова, напоминающий очертаниями многолучевую звезду, взгромоздившуюся на каменный пьедестал обособленного участка плато. Пока в поле зрения — лишь обрывки некой общей картины, которая пока не складывается в единое целое, и общая обстановка оледенения на острове Большевик для нас остается нерасшифрованной. Посмотрим, что ждет нас дальше…
Пометавшись без толку вдоль побережья пролива Шокальского, повернули к мысу Оловянному на острове Октябрьской Революции, барахтаясь в воздушных ямах, и вскоре буквально уперлись в кромку ледника Университетский, с многочисленными трещинами тут и там, перекрытыми снежными мостами. На открытой воде поблизости — россыпь айсбергов. Хотелось бы понять, какие изменения здесь произошли после аэрофотосъемки в середине 1950–х годов, но из–за отсутствия приметных ориентиров эта попытка оказалась безнадежной.
Между тем по мере продолжения полета облачность, уплотняясь, поднималась все выше, прямая видимость улучшилась, хотя краски поблекли, а окружающие ландшафты утратили цвет, представ перед нами в скупой, но выразительной черно–белой гамме от горизонта до горизонта. Грандиозность и суровость открывшегося пейзажа не могли не вызвать чувства восхищения. Похоже, восточное побережье острова Октябрьской Революции обещало нам больше, чем уже пройденное пространство.
На подлете к фьорду Марата (после XX съезда пришлось срочно сменить первоначальный топоним в честь французского сталиниста на созвучное имя известного якобинца) мы не обнаружили чего–то принципиально нового. Правда, были отмечены признаки наличия пьедестала коренных пород в виде некоего цоколя в основании ледниковых шапок, мимо которых мы пролетали. Интересно также продолжение фьорда Марата в глубь суши, где происходит контакт ледниковых шапок Университетский и Карпинского, но по условиям обзора эту проблему пришлось оставить на будущее. Прорыв целой серии выводных языков с ледниковой шапки Карпинского к морскому побережью, один из которых широкой трещиноватой лопастью достигал моря, также представлял интерес, но ожидаемого отступания концов этих языков от морского побережья или краевых морен здесь не оказалось. Похоже, явные признаки сокращения оледенения, которые бросаются в глаза на Новой Земле, здесь отсутствуют. Почему — вопрос на будущее.
Для обследования верховий выводных языков мы пересекли восточную часть ледниковой шапки Карпинского, словно прислонившуюся к крупному массиву выходов коренных пород с максимальными абсолютными высотами на архипелаге, превышающими 900 метров, также не обнаружив здесь ничего принципиально нового.
На исходе был третий час полета, и уже отчетливо начала сказываться усталость, тем более что одновременно приходилось следить за местностью и отслеживать изменения метеообстановки, поскольку приближение лохматых облачных масс с запада внушало самые серьезные опасения. Однако, когда по направлению полета обозначился залив Матусевича, мы на время забыли об этой угрозе — и было отчего!
Вот оно, то новое, ради чего мы стремились на Северную Землю, причем в таком сложном сочетании разнообразных особенностей оледенения, которые одновременно озадачивали и заставляли искать причины. Слишком многое не укладывалось здесь в наши привычные представления и схемы, сформировавшиеся ранее, и это в любом случае требовало объяснения, причем с каких–то новых, непривычных позиций. Одним словом — не залив Матусевича, а сплошная природная головоломка…
Во–первых, сама ледниковая плита, заполнившая залив. На севере она упиралась в небольшие острова Трудный и Преграждающий, судя по карте 1953 года, — так это было и на аэрофотосъемке 1931 года с борта «Графа Цеппелина». А кое–где даже слегка выдвинулась… Вопреки всем теориям XX века, утверждавшим повсеместное отступание оледене-
ния, ледник в заливе Матусевича, заведомо находившийся в самых неблагоприятных условиях, не желал сокращаться, и все тут! Однако!..
Во–вторых, сам ледник определенно был необычным по своим формам ледниковой поверхности, с системой характерных ледяных валов, обративших на себя внимание еще первопроходцев Г. А. Ушакова и Н. Н. Урванцева, побывавших здесь почти тридцать лет назад. Странный ледник и потому, что он питался потоками льда с ледниковых шапок Карпинского и Русанова. Неслучайно один из сотрудников ААНИИ, И. В. Семенов, отнес его к экзотическому типу шельфовых ледников, с чем следовало согласиться.