Нас позвали высокие широты

Мы быстро раскопали остатки палатки. Найдена свалившаяся на бок печка, ящик с пробами морской воды, походная складная койка, меховой спальник и драный полушубок. Заведомо ясно: останься ребята в палатке, они бы уцелели. Даже несмотря на то, что палатка лопнула поперек, частично поломан каркас, все же часть брезента удержалась на колу. Мы лихорадочно продолжаем раскопки, надеясь, что Афанасьев не последовал примеру Каневского. Отдаленный выстрел поставил точку на таких надеждах.

От палатки видно, как цепь начинает сворачиваться, люди собираются вместе, а с полярной станции к ним направляются трое. Нам только остается присоединиться к поисковикам, где нам открывается картина очередной трагедии — неподвижное промороженное тело в ватнике и таких же брюках посреди заструг. Снег словно пропитал ткань ватника, подчеркнув складки, набился в разбухшие карманы. На лице покойника — сплошная корка льда, сквозь которую проступает характерная гримаса, с которой человек щурится на сильном ветру. Из рукавов ватника выпущены манжеты водолазного свитера и снова нет перчаток или рукавиц. Что за чертовщина, почему он так легко одет? Все ясно, самое страшное случилось… Еще не все, с полярной станции ведут Наталью, которую мне предстоит сопровождать на базу к мужу.

— Скажи, Зиновий живой?

— Да, будет жить. (Сам в глубине души только надеюсь.)

— А руки?

Сказать — не знаю, или лучше утешить ложью?

— Считай, ты дважды жена. Это лучше, чем однажды вдова.

Кажется, мой мрачный юмор подействовал — определенно Наталья сильная женщина.

На базе Зиновия уже раздели, с трудом освободив от мехового летного костюма. Унты пришлось резать, часть одежды — тоже. Меховой летный костюм спас его, в отличие от Афанасьева, хотя состояние Зинка тяжелейшее. Руки безусловно отморожены, до локтя словно деревянные. Обе стопы также прихвачены морозом, хотя и не так сильно. Никто из нас с такими тяжелейшими обморожениями не сталкивался. Доктор оказался на станции Барьер Сомнений, за ним на тракторе отправился Неверов. Пока руки Зиновия оттирают спиртом и снегом, держат в холодной воде. Трем и боимся содрать кожу от собственного усердия, ведь на руках и на лице у него много ссадин, но главное для нас — попытаться восстановить кровообращение. Веки пострадавшего настолько распухли, что не раскрываются. Сам Зиновий в полубреду что–то пытается рассказать. Узнал меня по голосу.

— Дик! Учти мой опыт, соблюдай первую заповедь полярника.

— Какую, Зина?

— Вовремя смыться из Арктики.

У меня мурашки побежали по коже: острит, может быть, на смертном ложе.

До позднего вечера Зиновия оттирали, теперь уже с помощью врача, доставленного наконец с Барьера Сомнений. Состояние Зиновия остается тяжелым, чувствительность обеих кистей так и не восстановилась, хотя кое–где на коже появился красноватый оттенок. Ноги, похоже, все же оттерли. К ночи Зиновий впал в забытье, и его осторожно перенесли в одну из комнат. Наталья не отходит от мужа.

С Афанасьевым все ясно. Доктор наскоро осмотрел его и только произнес:

— Поздно… Мягкими остались только ткани живота.

Снимаю с него хронометр, извлекаю из набитого снегом внутреннего кармана журнал наблюдений. На замерзшем теле видно, как летевшей галькой или щебнем повредило шею. На лицо покойника лучше не смотреть. Тело Афанасьева привязали тросами к радиатору трактора и в таком виде отвезли на полярную станцию. Очень боялись поломать руки, обошлось.

Потянулись дни, когда отчаяние для нас многократно сменялось надеждой, а надежда — снова отчаяньем Зиновий уже редко впадает в забытье. Опухоль на лице спала, глаза открываются и закрываются, хотя раны на лице остаются. Наталья держится молодцом, практически не отходит от мужа, не знаем, когда она спит. С разрешения Наташи и в ее присутствии мы с Зингером записали рассказ Зиновия о происходившем в палатке.

«Около 5 часов московского времени 24 марта при отличной погоде я и Афанасьев выехали на собачьей упряжке в гидрологическую палатку и около 8 часов приступили к работе.

На следующий день около 7 часов начался ветер по ощущению 10–15 метров в секунду, затем резко усилившийся. До конца наблюдений оставалось примерно четыре часа. Ветер работе не мешал. Температура в палатке до начала ветра была примерно +10°. Еще ночью от накалившейся трубы начал прогорать брезент палатки. Эти дыры стали затыкать перчатками и прожгли их. Возможно, потому с началом ветра температура упала до 0 и, возможно, ниже. Собаки оставались в упряжке, за исключением двух. Довольно скоро деревянный каркас палатки начало расша–тывать ветром, дыры в палатке стали увеличиваться, и, чтобы их затыкать, стали рвать полушубок. Одна стенка палатки явно не выдерживала, и ее могло сорвать.