— Я уже говорил тебе и повторю еще раз. Это, — он ведет ладонью вниз по моей ноге, выражение его лица серьезное, — нисколько не делает тебя хуже. Меня не отвращают и не пугают твои шрамы. А теперь поднимайся, мы идем плавать. Это последние теплые деньки, нужно использовать это.
Глава 35. Лера
Ужин выдался напряженным. Настя сидела с кислым выражением лица, в разговоре почти не принимала участия, ела вяло. Складывалось ощущение, словно мы ее чем-то обидели. Но никто особого внимания на это не обратил, потому что у нее стабильно несколько раз в день портится настроение.
Мы же с Давидом только и делаем, что переглядываемся. А еще я под столом то и дело его ногу задеваю, веду вверх пальчиками и улыбаюсь, когда замечаю, как он напрягается от этой мимолетной ласки.
Необычно осознавать, что я имею на него такое влияние. Ведь я привыкла видеть себя в его глазах назойливым котенком.
Утром я просыпаюсь позже всех. Давида в комнате нет, зато Настя сидит на своей кровати, не отрывая от меня враждебного взгляда.
Я потягиваюсь, поправляю волосы, свешиваю ноги с кровати.
— Что? — смотрю на нее. — Я тебе чем-то не угодила?
Настя фыркает в ответ, но не отворачивается.
— Отца здесь нет, делить нам некого. К тому же я с ним три года не общалась. Так чем ты снова недовольна? — спрашиваю ее, вспоминая, как она реагировала на мое появление в их доме первое время. Но тогда я все списала на детскую ревность, все же ей было чуть больше десяти лет. Совсем ребенок еще.
— Отстань от Давида, — внезапно выпаливает она.
— Что, прости? — Мои глаза расширяются от удивления. Мне точно не послышалось?
— Я видела вас.
И на мой взгляд, полный недоумения, объясняет:
— Вчера вас видела. Как вы трахались у реки.
Щеки заливает румянец, мне становится неловко, что она застала нас с Давидом во время занятия любовью.
— Подглядывать некрасиво, — глухо произношу я, злясь на себя. Не нужно было поддаваться его напору, говорила же ему, что нас могут увидеть!
— Отстань от него, — шипит Настя, спрыгивая с кровати, и становится передо мной, упирает руки в бока, смотрит на пеня с жгучей ненавистью. — У тебя уже был шанс, ты его упустила, бросила его! Сбежала! А теперь вернулась, вся такая несчастная, и снова собираешься портить ему жизнь.
Ее красивое кукольное личико перекашивается от злости.
— Мне кажется, наши с Леоновым отношения не твое дело, — я начинаю заводиться.
— Тогда ты ошибаешься. Ты с ним сколько знакома была? Несколько месяцев? А я три года с ним практически под одной крышей прожила! Ты ему не подходишь, ясно?
— А кто подходит? Ты, что ли? — выплевываю я, тоже поднимаясь и равняясь с ней ростом.
Настя закрывает и открывает рот.
— Да хотя бы я! — выпаливает на одном дыхании, глаза лихорадочно горят.
У меня в голове наконец-то складывается пазл. Все эти ее заигрывания, улыбки, желание выделиться — она и в самом деле влюбилась в Леонова.
— Ты слишком маленькая и неопытная для него, Настя, — качаю я головой, поражаясь тому, что две сестры, несмотря на то, какие разные между собой, умудрились на одни и те же грабли налететь.
— А ты у нас взрослая, да? — ее голос сочится ядом. — Не нужна ему такая уродина, как ты. А раздвигать ноги любая сможет.
Я опешила от такого заявления, Настя же смерила меня презрительным взглядом.
— Уж кем-кем, а уродиной меня еще ни разу не называли, — хмыкаю я.
— Я видела твои ноги. Эти ужасные шрамы. Давид с тобой, наверное, с закрытыми глазами трахается. Не знаю, как его еще не вырвало оттого, что он к тебе прикасается.
В следующую секунду тишину разрезает звонкая пощечина. Я не выдержала. Ударила Настю.
Мы замираем друг напротив друга. Настя хватается за щеку, пораженно смотрит на меня, я же на свою руку — не могу поверить, что сделала это.
— Сука! — шипит сестра и набрасывается на меня.
Я начинаю визжать, когда она хватается за мои волосы и начинает тянуть. Пытаюсь оторвать ее от себя, но делаю еще хуже. Мы валимся на пол и начинаем кататься по старым доскам, деремся, словно настоящие амазонки. Мы визжим, шипим и рычим. Выкрикиваем друг другу гадости.
— Ты уродина! Уродина! Уродина! Никто тебя такую не полюбит! Это тебя бог наказал за все и послал уродские шрамы на всю жизнь! Чтобы люди от тебя как от прокаженной шарахались!
Насте удается прижать меня к полу, я закрываю руками лицо, а в следующую минуту тяжесть ее тела исчезает и я могу сделать вдох свободной грудью.
— Какого черта здесь происходит? — зло рычит Давид, встряхивая Настю, словно тряпичную куклу.
Настя громко всхлипывает, вытаращив на него глаза. Она совсем не ожидала его появления и, скорее всего, понимает, что он слышал наш разговор и теперь знает, что она в него втрескалась.
— Это все она! — Тычет пальцем в мою сторону, смотрит жалобно, прикусывает нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
Давид хмуро смотрит на нее, он явно в гневе. Делает глубокий вдох полной грудью, его ноздри раздуваются, губы плотно сжаты.
Он опускает Настю так же резко, как и поднял ее на ноги.
— Извинись перед сестрой, — тоном, не терпящим возражения, требует он.