Нас больше нет

Тогда ученый поступил иначе. Под страхом наказания он запретил двум пленникам делиться своим пайком, еще два такого распоряжения не получили. Первый в итоге перенес показательную порку, решившись ослушаться Доктора Менгеле. Второй отказался делиться, и на следующий день его порция увеличилась вдвое. Еще неделю одни получали еду, другие голодали, но сытые не решались им помочь. Через несколько дней их поменяли местами, и ни один из голодавших не разделил свой паек с товарищами, желая отомстить. В камере росло взаимное недоверие. Дружба не поощрялась, вводилась коллективная ответственность. Почти за любое действие можно было получить как похвалу, так и кару, и вскоре узники перестали различать, что хорошо, что плохо. Началось доносительство, каждый желал утопить соседа, чтобы заслужить небольшие поблажки. Любой знал, что от него уже ничего не зависит, а потому пытался выиграть хоть что-нибудь.

Однако страшное слово «смерть» так и не прозвучало, Доктор Менгеле внимательно следил за тем, чтобы его образцы остались живы, и скоро результаты исследований перестали устраивать ученого. Ему было интересно, как поведут себя люди в совершенно иных, экстремальных условиях, лишившись надзирателей, вольные поступить так, как велит им совесть, зная, что от их действий зависит жизнь товарищей.

«Смог ли Геннадий сломать их настолько? Переступят ли они черту, из-за которой нет возврата? Какой ценой попытаются сохранить себе жизнь?» – думала Марина, глядя, как конвой заталкивает заключенных в их тесную клетку.

Алексеева закрыла за ними решетку и кивком отпустила часовых, оставшись одна в темноте коридора. В камере было тихо, все десять человек смотрели на нее, один из пленников, тот самый, который умолял о пощаде, схватился за прутья, напрасно ища сочувствия в ее лице.

Женщина присела на металлический ящик у стены, наблюдая. Узники, наученные садистскими методами полковника и Доктора Менгеле, не задавали вопросов, но их глаза были полны отчаянной надежды. Марине потребовалось несколько минут и немало мужества, чтобы заговорить первой.

– Вы стали частью эксперимента, призванного найти способ защитить человечество от губительного действия радиации! – начала она, и вдруг устыдилась. Ее речь прозвучала как пропаганда, лившаяся с трибун в мирное время, исполненная дешевого пафоса и несбыточных обещаний. Женщина осеклась на полуслове, не в силах продолжать, испытывая отвращение к самой себе.

– Мне жаль, что так вышло, – уже тише сказала она, сложив руки на коленях. – Вы останетесь здесь на несколько дней, Геннадий Львович проверит ваше состояние и результаты действия препарата, который вам вводили эти два года. Решетка защитит вас от мутантов, если они сюда явятся, я сама проверяла. Послушайте… Те, кто в одежде, вы имеете полное право поделиться ею с товарищами и помочь им пережить ночь. Это – часть эксперимента, поверьте мне, если вы проявите милосердие и жалость, Доктор Менгеле оставит вас в покое.

– Отпустите нас! Вы же не такая! – крикнул один из мужчин.

Алексеева поднялась и ответила, глядя в сторону:

– Точно такая же. Я – подчиненная начальника бункера, и должна выполнить приказ. Зря вы думаете, что получите помощь от меня. Вы сейчас – образцы под номерами, у вас нет имен и личностей. Всего лишь часть эксперимента. Я желаю вам пережить его. До встречи.

Ее душили слезы. Еще минута здесь, и Марина не смогла бы сдержаться, показав всем этим людям свою слабость. Нет, нельзя. Просто немного потерпеть, нельзя давать несчастным ложные надежды. Просто уйти отсюда. Не смотреть, малодушно закрыть глаза.

Женщина поспешила прочь по коридору, слыша за спиной мольбы и плач, затылком ощущая боль и отчаянье позади.

* * *

Женя спустился вслед за полковником на самый нижний ярус. Поверху шел балкон с металлическими перилами, а за ним… Пленник застыл, глядя вниз, и ему показалось, что именно так и выглядит преисподняя. То, что он видел раньше, не шло ни в какое сравнение с ужасной картиной, открывшейся ему.

Огромный зал был наполнен людьми, они ходили строем, одинаковые, в серой форме с нашитыми на грудь номерами. Изможденные, худые, похожие на скелеты, узники уходили в туннель в противоположном конце зала, другие возвращались им навстречу с деревянными тачками, полными земли и камней, высыпали их содержимое в ящики, которые на веревках уползали вверх, в широкую вентшахту. Такие же измученные, безразличные к происходящему заключенные крутили тяжелые валы, приводившие механизм в движение. За деревянной перегородкой прямо на полу спали люди, сверху их было прекрасно видно. У дверей появился дежурный, отдал команду «Встать!», и пленники мгновенно вскочили и выстроились в ряд.

– Отряд номер восемь, за мной, шагом марш! – приказал солдат, и узники побрели за ним, на ходу оправляя смятую после сна одежду. Один из них вышел из строя, подошел к конвойному и умоляюще зашептал что-то, но тот бросил на него равнодушный взгляд и заставил вернуться обратно. Несчастный опустил голову, схватился за живот и пошел как-то странно, чуть согнувшись, не смея повторить просьбу.