Глава 7
С добрыми намерениями
Женя ворочался на жестком матрасе, мучаясь болью в натруженной спине. Не получалось ни спать, ни бодрствовать, на душе было пусто и муторно. Короткие мгновения сна не приносили отдыха и успокоения, юноша с криком просыпался от кошмаров, вскакивал и ложился обратно, глядя на смутно белеющий потолок, и там ему виделся укоризненный профиль Марины.
– Она предала меня тоже. Предала. Предала, – шептал осужденный, и от этой мысли ему хотелось умереть. – За что все так со мной? Что я сделал, где ошибся? Я не виноват.
«Смотри на себя! Ты – сильный. Ты – смелый. Ты все выдержишь!» – звучал в голове знакомый голос. Чем больше парень думал, тем больше удивлялся самому себе. Его уже не тревожило мнение отца, мнение людей, он страстно желал, чтобы его защитил, ему поверил лишь один человек, одна женщина, и от этой мысли становилось жутко. Почему она, зачем все это? Почему ему так важно, чтобы Марина верила ему?
– Она верит, она знает всю правду, всю! Но она не хочет мне помочь! – с тоской шептал Женя в темноту. – А я не виноват!
Юноша вышел в темный коридор. Ночная смена дежурных уже спала, утренняя еще не заступила. Самый тихий предрассветный час, около четырех. Бункер мирно спал, окутанный каким-то особым подземным уютом и безопасностью. Евгению подумалось, что все убежища немного похожи одно на другое, и каждое из них становится для выживших домом. Но для него весь этот маленький мирок после Катастрофы, столько лет бывший родным, знакомым и понятным, в одночасье стал враждебным и чужим. Двадцать лет толстые стены защищали его, звали домой из тяжелых вылазок, обещали безопасность и покой, но сейчас они стали казематом, последней тюрьмой осужденного, откуда хотелось бежать, не останавливаясь. Куда угодно, на расстрел, на съедение мутантам – только бы не оставаться здесь. Тусклый свет ламп угнетал, сводил с ума. Парню казалось, потолок опустился еще ниже, грозясь раздавить того, кто вдруг стал чужим для мира выживших.
– Они все этого не понимают, – бормотал Женя, кусая губы. – Не понимают, не видят, они сплотились в ненависти ко мне, я один против них, против всех…
Он нуждался в совете, поддержке и помощи, юноша знал, что ему сейчас этот нарыв не вскрыть, – это конец, безумие, смерть. В этих мыслях он замер у одной из дверей, не решаясь постучать. Посчитал до десяти, выдохнул. Эхо от стука заплясало по коридору, Евгений вжался в стену, подумав, что теперь он точно перебудил все убежище.
Но бункер по-прежнему спал. Лишь дверь приоткрылась тихонько, и возникшая на пороге Марина кивком пригласила юношу войти.
В крохотной комнатушке было темно, на столе горел одинокий ночник. На металлической кровати лежала смятая простыня и шерстяное одеяло, на тумбочке – открытая книга, небрежно заложенная листком бумаги, на стуле по-военному аккуратно висела одежда.
Женщина щурилась от света. Сонная, беззащитная, сейчас она была совсем не похожа на равнодушную и холодную Алексееву, которую бункер видел днем. На ней была длинная рубашка на голое тело, в неярком свете лампочки было заметно, что ее неестественно худые ноги покрыты страшными зажившими шрамами – следами мутации и экспериментов полковника. Марина поежилась, устало потерла виски, жестом пригласила Женю сесть, но тот остался стоять.
– Доброе утро, – недовольно проворчала Алексеева. – Что случилось?
– Ответь мне – почему я? – без приветствия начал парень.
– Ты за этим меня разбудил ни свет ни заря?
– Ответь!
– Что ты хочешь знать, Женя? Почему тебя унижают и мучают? Потому что ты осужден за поджог бункера, и Егор отдал тебя народу на расправу. Почему именно тебя? Потому что все улики были против тебя. Что еще тебя интересует?
– Ты знаешь, что я не виноват, – парень смотрел на нее исподлобья, почти с ненавистью.
– Кто тебе это сказал? – удивилась Марина, но явно притворно.
– Это был не вопрос, – мрачно процедил Евгений. – Ты знаешь, что я не виноват.
Алексеева склонила голову набок, пристально наблюдая за ним.
– И чего же ты хочешь от меня? – наконец спросила она.
– Помоги мне!
– Нет.
Парень шагнул вперед, его затопила ярость и обида, казалось, он готов был броситься на женщину с кулаками, избить, уничтожить, только бы не видеть этого равнодушного, усталого взгляда с примесью унизительной жалости.
– Ты… ты… – юноша задохнулся от возмущения.
– Сядь! – строго приказала Марина.
– Ты должна мне помочь! – крикнул парень, замахнувшись на нее.
Алексеева встала – бесстрастная, невозмутимая. Она была на голову ниже его – худая, изможденная – но куда сильнее.
– Ну, бей, – тихо сказала она, не отводя взгляда. Женя замер, но руку не опустил. – Бей же, ну! Ты же за этим сюда явился, выбить из меня правду, выплеснуть гнев и обиду. Если тебе станет легче, ударь меня, я ведь причина всех твоих бед, так ты думаешь?
Он вдруг смутился, сделал шаг назад. Ее спокойствие выводило из равновесия, запал иссяк, рука бессильно упала вниз.