Нас больше нет

Марина пропустила группу мимо себя, глядя, как женщины медленно бредут по снегу, вздрагивая, озираясь. Им было страшно. А впереди ждал темный мертвый город и неизвестность…

Женя сидел на снегу. Он так и не поднялся, пока отряд собирался в путь. Его жалкую, сгорбленную фигуру запорошило снегом, но он даже не двинулся с места, задавленный непосильным горем.

– Идем, – позвала его Марина.

Парень даже не изменил позы, будто не слышал ее. Алексеева присела на корточки рядом с ним.

– Женя, нам нужно идти, – мягко повторила женщина, взяв его за руку. Ладони юноши были холодными, как снег.

Он поднял на нее покрасневшие от слез глаза.

– Зачем? Я хочу остаться здесь. Не пойду, – безразлично прошептал парень.

Марина подняла его за шиворот, подтолкнула в сторону отряда.

– Самобичеванием будешь заниматься в убежище, когда все будут в безопасности. Мне некогда сейчас уговаривать тебя. Марш вперед! – жестко приказала она.

Женя молча повиновался. Он шел, едва переставляя ноги, не видя и не слыша ничего вокруг себя.

Группа обогнула территорию бывшего конструкторского бюро, вышла на широкое шоссе. Теперь – по прямой, до самого вагонного завода. Всего полчаса ходу. Максимум – час, и вот они, безопасность и покой.

Алексеева шла сбоку, утопая в глубоком снегу, держа автомат на весу. Руки немилосердно болели, холод лишь усиливал жжение под бинтами.

Женщина оглядывалась на Евгения. Он брел позади отряда, безоружный, в одной рубашке, не замечая ни снега, ни мороза. Его одинокая фигура с опущенной головой навевала тоску. Замыкающие перешептывались, глядя на него, но ветер уносил их слова.

«Слишком много нестыковок в этой истории, бедный милый мальчик. Их не видят ни твой отец, ни твои друзья, они готовы наброситься на того, кого им укажут, свалить вину, заклевать и растерзать. Их можно понять, эти люди лишились дома. А ты оказался в этом виноват. Мне жаль. Мне искренне жаль тебя, мальчик. Ты не сволочь. Один из немногих, кто сохранил в себе настоящего человека. Такого, каких я растила двадцать лет в своем бункере. Такого, какими были мои мальчишки, Леша, Илюша, Кирилл и другие. Бесстрашные, озорные, живые. Они сгорали, как свечи на ветру, их убивали ложь и равнодушие, приказы и забота их командира о благополучии бункера. Так же и ты угаснешь однажды, не найдя в себе сил дальше сопротивляться этому миру. Взгляд потухнет, душа ожесточится, и тогда, только тогда ты сможешь, наконец, жить. Закройся броней и не верь никому в этом мире. Не верь мне, особенно мне. Жаль, что ты этого не понимаешь сейчас. Очень-очень жаль…» – думала Марина, вглядываясь в темноту, высматривая угрозу.

Но сегодняшняя ночь была благосклонна к ним. Для летающих монстров было слишком снежно, остальные твари тоже попрятались в свои норы, пережидая снегопад, и только люди упорно шагали, оступаясь на заледенелом, вздыбленном асфальте, шли вперед, в снежное ничто.

Отряд молчал, боясь нарушить сонную тишину ночного города, даже дети перестали плакать, чувствуя тревогу и страх взрослых. Были слышны только тяжелые шаги и хруст льдинок под ногами. Женщины поддерживали друг друга под руки, не давая оступиться и упасть, то и дело дышали на коченеющие ладони, крепче прижимали к себе малышню.

С левой стороны от Ярославского шоссе тянулся длинный бетонный забор, за ним уходила далеко вглубь территория ракетостроительного завода города Королева. Под заводом еще с советских лет был огромный бункер, его запасов с лихвой хватило бы на полвека безбедного существования. Старшие, пережившие Катастрофу, знали, что никто из заводчан не выжил. На месте Королева осталась выжженная пустошь завода, смятые, как консервные банки, ангары и черные, обугленные остовы домов. Ядерные боеголовки разорвались в воздухе, сбитые комплексами противовоздушной обороны, но хватило и этого. Огромные запасы ракетного топлива разлились по городу смертоносным морем и вспыхнули, в раскаленном аду погибли конструкторы, рабочие и мирные жители. Пустая цистерна взорвалась спустя несколько часов от страшного жара, и перекрытия убежища не выдержали нагрузки, погребая под сводами тех, кто успел спуститься под землю в поисках спасения. Двадцать лет город стоял пустой и черный, там не осталось ничего. Несколько экспедиций вернулись оттуда, с тоской вспоминая обгоревшие постройки некогда огромного и великого в своей мощи завода, не пережившего последней глупости человека.

Старшие молча переглядывались, некоторые подняли автоматы вверх, отдавая последнюю память мертвым. Молодежь смотрела с затаенным страхом, суеверно, история о гибели ракетостроителей казалась им жуткой сказкой на ночь, которую, однако, не стоило забывать.

Чуть дальше, на холме, выросла из темноты высокая церковь с острым шпилем на куполе. Некогда голубые стены растрескались, колокольня накренилась, готовая рухнуть в любой момент.