Но брюки сами по себе не помогают изменить мир. Мау это понимал. Брюки полезны, если нужно охотиться в колючих кустах, и внутренние мешочки для переноски вещей – замечательная идея, но не брюки принесли брючникам весь этот металл и большие корабли.
Не в брюках как таковых было дело, а в сундуке с инструментами. Мау не стал слишком восторгаться сундуком в присутствии Пилу, потому что не хотел признавать, что Народ хоть в чем-то отстал от брючников. Но сундук впечатлил его. Конечно, молоток мог изобрести кто угодно, но в ящике были и другие вещи – прекрасные, сверкающие, деревянные и металлические, – и даже Пилу не знал, зачем они. И они словно о чем-то говорили Мау.
«Мы не изобрели плоскогубцы, потому что они нам никогда не были нужны. Прежде чем изобрести что-то новое, нужно, чтобы появилась новая мысль. Это важно. Нам не нужны были новые вещи, поэтому нас не посещали новые мысли.
Зато теперь нам нужны новые мысли!»
– Пойдем к остальным, – сказал Мау. – Но на этот раз давай захватим инструменты.
Он шагнул вперед и упал.
– А-а-а! Тут огромный камень!
Пока Мау растирал ушибленную ступню, Пилу раздвинул бумажные лианы, которые росли не переставая.
– А, это одна из пушек «Джуди», – объявил он.
– Что такое пушка? – спросил Мау, разглядывая длинный черный цилиндр.
Пилу объяснил.
Следующий вопрос Мау был:
– А что такое порох?
Пилу и это объяснил. И Мау снова увидел сверкающую серебряную картинку будущего. Она была пока не очень отчетлива, но пушка в нее укладывалась. Трудно верить в богов, но «Джуди» – дар, принесенный волной. В ней нашлось все, что нужно: еда, инструменты, дерево, камень, – так, может быть, все найденное на «Джуди», в конце концов, окажется нужным, даже если сами люди этого еще не знают, даже если сейчас они в этом не нуждаются. Однако пора уже идти обратно.
Каждый взялся за свою ручку сундука, который сам по себе был почти неподъемен. Им приходилось останавливаться каждые несколько минут, чтобы перевести дух, а Мило ушел вперед – он тащил свои доски упорно, не останавливаясь. Точнее, дух переводил Мау, а Пилу болтал. Он говорил без умолку о чем попало.
Узнав братьев поближе, Мау понял: неправильно было бы считать, что Мило – большой и глупый, а Пилу – маленький и умный. Мило просто меньше говорит. Зато когда он открывает рот, его стоит послушать. Но Пилу плавал в словах, как рыба в воде. Он рисовал ими картины в воздухе, причем постоянно.
В конце концов, Мау спросил:
– Пилу, а ты не думаешь про свой народ? Не гадаешь, что с ними случилось?
Пилу в кои-то веки примолк.
– Мы вернулись. Все хижины исчезли. И каноэ тоже. Мы надеялись, что люди добрались до одного из каменных островов. Когда мы отдохнем и ребенок окрепнет, мы отправимся на поиски. Надеюсь, боги их сохранили.
– Ты правда так думаешь? – спросил Мау.
– Мы всегда относили в святилище самую лучшую рыбу, – ответил Пилу ровным голосом.
– А здесь мы ее оставляем… то есть оставляли… на якорях богов, – сказал Мау. – И ее съедали свиньи.
– Ну да, но только то, что осталось.
– Нет, всю рыбу, – резко сказал Мау.
– Но дух рыбы поднимается к богам, – возразил Пилу.
Голос его доносился как будто издалека. Он словно пытался отдалиться от разговора, только не телом, а мыслями.
– Ты хоть раз видел это своими глазами?
– Послушай, я знаю, ты думаешь, что богов нету…
– Может быть, они все-таки есть. Я только хочу знать, почему они ведут себя так, как будто их нету. Я хочу, чтобы они объяснили!
– Слушай, это случилось, вот и все, – с несчастным видом сказал Пилу. – И я просто благодарен за то, что остался в живых.
– Благодарен? Кому?
– Ну хорошо – рад! Я рад, что мы все живы, и жалею, что остальные умерли. А ты злишься, и кому от этого какая польза? – сказал Пилу.
В его голосе послышалось странное рычание, словно какой-то безобидный зверек, загнанный в угол, пришел в ярость и был готов сражаться за свою жизнь.
К изумлению Мау, Пилу заплакал. Мау обнял его, сам не зная зачем, но в то же время точно зная, всем нутром чувствуя, что поступает правильно. Пилу сотрясали чудовищные рыдания, смешанные с обрывками слов, соплями и слезами. Мау держал его в объятиях, пока он не перестал содрогаться и лес не наполнился снова пением птиц.
– Они стали дельфинами, – пробормотал Пилу. – Я уверен.
«Почему я так не могу? – спросил себя Мау. – Где мои слезы, когда нужно заплакать? Может быть, волна забрала их. Может, их выпил Локаха, или я оставил их в темной воде. Но я их не чувствую. Может быть, чтобы плакать, нужна душа».
Через некоторое время рыдания перешли в кашель и шмыганье носом. Затем Пилу очень осторожно оттолкнул руки Мау и сказал:
– Пожалуй, так мы много не наработаем. Пошли! Давай шевелись! И вообще я вижу, ты мне подсунул край потяжелее!
И его улыбка вновь засияла, словно и не исчезала никуда.