Благодаря преобладанию инстинкта, утверждает Мишле, народ находится еще в состоянии первобытной невинности и совершенства; он обладает бесценным сокровищем – пылким сердцем и способностью к самопожертвованию. У народа Мишле находит также то, чего подчас недостает и самым блестящим представителям образованных классов, – здравый смысл. Перед этими преимуществами простого народа бледнеют преимущества высших классов – образование, культура. Люди, образование которых основано на мертвящей схоластике, не обновят мира! Нет, мир, по мнению Мишле, обновят люди инстинкта, без культуры, или, вернее, люди иной культуры. Лишь союз с ними сделает плодотворным труд ученых. Дело в том, что преобладающий у простого народа инстинкт есть в тоже время и принцип действия. «Так называемые низшие классы, – пишет Мишле, – которые руководствуются инстинктом, в высшей степени способны развивать энергичную деятельность и всегда готовы к действиям. Мы, образованные люди, разглагольствуем, спорим, всю энергию расточаем на слова… А они не болтают; чем скупее они на слова, тем решительнее их поступки».
Вот на этих-то людей инстинкта и тем самым – людей действия и возлагает свои надежды Мишле; культурные слои должны искать сближения с ними. Мишле старается устранить все препятствия, стоящие на пути этого сближения. Одной из важнейших помех он считает страх буржуазии перед народом. «Почти все наши правительства, – заявляет Мишле, – извлекали немалую выгоду для себя из этого вечно растущего страха буржуазии… Чтобы внушить еще больший страх перед народом, непрестанно показывают и без того напуганным буржуа два лика Медузы, в конце концов превратившие их в камень: Террор и Коммунизм».
С негодованием ополчается Мишле против тех, кто пугает буржуазию этими двумя жупелами. «Вопреки бытующей вздорной версии, – утверждает он, – вожаки эпохи Террора вовсе не были людьми из народа: это были буржуа или дворяне, образованные, утонченные, софисты и схоласты…». Что же касается коммунизма, то, но мнению Мишле, достаточной гарантией против него является приверженность народа к собственности. По твердому убеждению Мишле, «если собственность и будет когда-нибудь уничтожена, то во Франции, конечно, в последнюю очередь».
Мишле подчеркивает слепоту богачей и буржуа, ищущих спасения у тех, кто наименее надежен и постоянен: у политиканов, столь часто сменяющих друг друга у кормила правления, у капиталистов, которые в день революции поспешат схватить свои портфели с акциями и перебраться за Ла-Манш… «Собственники, – восклицает Мишле, – знаете ли вы, кто всех надежнее, на кого можно положиться, как на каменную стену? Это народ. Пусть он будет вашей опорой! Чтобы спасти себя и Францию, богачи, вам надо не бояться народа, а идти к нему… нужно, чтобы люди поняли друг друга».
Показав, что буржуазия не знает народа, а народ, со своей стороны, не знает вышестоящих классов, Мишле ратует за то, чтобы положить конец этому разобщению. Сближение – вот что нужнее всего! Вот где, по мнению Мишле, решение социальной проблемы: сближение между народом и остальными слоями общества, сближение не механическое, а духовное, основанное на взаимной любви.
Главным препятствием к этому Мишле считает «машинизм», в котором он видит одно из величайших современных зол. Термин этот Мишле толкует очень своеобразно. Машинизм для него – не только механизация ручного труда. Этому «промышленному машинизму» предшествовало, по словам Мишле, создание двух «административных машин» – бюрократической и военной, которые должны были заставить людей держаться вместе и действовать сообща. А чтобы увеличить производительность их труда, «были изобретены железные рабочие, которые сотнями тысяч своих зубьев чешут, прядут, ткут, трудятся на все лады… Так настал век машин, – пишет Мишле, – машин политических, которые придают нашим социальным отправлениям однообразие, автоматичность, делают патриотизм излишним для нас, и машин промышленных, которые, изготовляют бесчисленное множество одинаковых изделий и избавляют нас от необходимости быть художниками всегда».
Несмотря на неприязненное отношение Мишле к машинам (в прямом смысле), связанное с опасением, что они сделают людей своими рабами и уничтожат искусство, заменив художественные произведения стандартными поделками, Мишле признает выгоды и преимущества, принесенные введением машин. В частности, он указывает, что товары, изготовленные с помощью машин, доступны беднякам; появление дешевых хлопчатобумажных тканей он называет «своего рода революцией во Франции». Но он обрушивается на «злосчастную способность объединять свои силы, не объединяя сердец, сотрудничать не любя, действовать и жить вместе, не зная друг друга».