Наркомы страха

Родных детей у Евгении Соломоновны и Николая Ивановича не было, и они взяли девочку-сироту из приюта. С возвышением Ежова в середине 30-х его жена стала одной из дам советского высшего света. Она держала литературный салон. По этому поводу Бабель заметил: «Подумать только, наша одесская девчонка стала первой дамой королевства». В салоне Ежовой, где царила самая непринужденная обстановка, бывали писатели, люди искусства, журналисты. Шумное застолье, танцы под патефон. Об одной поездке к Ежовым на дачу летом 1936-го вместе с Бабелем вспоминал певец Леонид Утесов: «Дом отличный… Всюду ковры, прекрасная мебель, отдельная комната для бильярда… Вскоре появился хозяин — маленький человек… в полувоенной форме. Волосы стриженые, а глаза показались мне чуть раскосыми… Сели за стол. Все отменное: икра, балыки, водка. Поугощались мы, а после ужина пошли в бильярдную… Ну я же тогда сыпал анекдотами! — один за одним… Закончился вечер, мы уехали… Я спросил Бабеля: «Так у кого же мы были? Кто он, человек в форме?» Но Бабель молчал загадочно… Я говорю тогда о хозяине дачи: «Рыбников! Штабс-капитан Рыбников» (герой рассказа Куприна, японский шпион. — Б. С.). На что Бабель ответил мне со смехом: «Когда ваш штабс-капитан вызывает к себе членов ЦК, то у них от этого полные штаны».

Звездный час

Он наступил для Ежова после выстрела в Смольном. Николай Иванович фактически руководил расследованием убийства Кирова, поскольку глава НКВД Ягода не слишком ревностно выполнял указание Сталина искать соучастников преступления среди сторонников Троцкого и Зиновьева. На февральско-мартовском Пленуме 1937 года Ежов рассказывал, как генсек убеждал Ягоду расследовать убийство Кирова в правильном направлении: «Т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев»… В это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит…

Первое время довольно туго налаживались наши взаимоотношения с чекистами, взаимоотношения чекистов с нашим контролем. Следствие не очень хотели нам показывать, как это делается и вообще. Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: «Смотрите, морду набьем»…

Ведомственные соображения говорили: впервые в органы ЧК вдруг ЦК назначает контроль. Люди никак не могли переварить это…»

Установление непосредственного контроля партии над НКВД понадобилось для начала террора. Органы НКВД получали ранее невиданную власть, и Сталин хотел знать наверняка, что отсюда ему никакой угрозы не будет.

Ежов утверждал на Пленуме: «Тов. Сталин правильно тогда учуял в этом деле что-то неладное и дал указание продолжать его, и, в частности, для контроля следствия назначили от Центрального Комитета меня. Я имел возможность наблюдать все проведение следствия и должен сказать, что Молчанов все время старался свернуть это дело…» Однако под бдительным присмотром Николая Ивановича люди Ягоды вынуждены были довести дело до конца, доказывая версию о «троцкистско-зиновьевском заговоре».

В награду за усердие Ежов становится в 1935 году секретарем ЦК, курирующим НКВД и административные органы, и председателем Комиссии партийного контроля. Он руководит проведением партийной чистки. Ежов докладывал, что на начало декабря 1935 года в связи с исключением из партии арестовано более 15 тысяч «врагов народа» и раскрыто «свыше ста вражеских организаций и групп». Он предупредил, что «среди исключенных из партии остались враги, все еще не привлеченные к судебной ответственности».

С Ягодой отношения складываются напряженные. Генрих Григорьевич, как профессионал своего дела, был не в восторге от вмешательства дилетанта Николая Ивановича. Тем не менее они вместе готовят первый большой политический процесс в Москве, на котором в августе 1936-го судят Каменева и Зиновьева.

18 августа 1936 года Каганович и Ежов направили отдыхающему в Сочи Сталину предложения по освещению в прессе «контрреволюционно-троцкистской зиновьевской террористической группы»: «В «Правде» и «Известиях» печатаются ежедневно отчеты о процессе размером до половины полосы. Обвинительное заключение и речь прокурора печатаются полностью. Все отчеты рассылаются через ТАСС, имеющий для этого необходимый аппарат. Помимо этого в газетах печатаются статьи и отклики по ходу процесса (резолюции и т. п.). Весь материал проходит в печать с визой т. т. Стецкого (Стецкий Алексей Иванович — заведующий Агитпропом ЦК; в 1938 году расстрелян. — Б. С.), Таля (Таль Б. — заведующий отделом печати и издательств ЦК. — Б. С.), Мехлиса, Вышинского и Агранова. Общее наблюдение возлагается на тов. Ежова.

Из представителей печати на процесс допускаются: а) редакторы крупнейших центральных газет, корреспонденты «Правды» и «Известий»; б) работники ИККИ (Исполкома Коминтерна. — Б. С.) и корреспонденты для обслуживания иностранных коммунистических работников печати; в) корреспонденты иностранной буржуазной печати.