Причина, вызвавшая мою поездку в Сибирь, была неподготовленность сибирского транспорта к выполнению боевого задания по вывозу продовольствия и семенных грузов… Транспорт оказался в очень тяжелом состоянии… Все же все семенные и мясные погрузки транспорт выполнил на 100 % и в заданный срок.
Неожиданно всплыла в памяти беседа с делегацией Омских мастерских, мелькнули образы пожилого слесаря в залоснившейся фуражке, полуглухого седого котельщика с ладонью, приложенной к уху, вихрастого славного паренька…
Смертельная усталость тяжело навалилась на лихорадочно возбужденный мозг, мысли отодвинулись куда-то далеко-далеко и Дзержинский забылся беспокойным сном.
Утром, просмотрев диспетчерские доклады и телеграммы от своих уполномоченных, нарком облегченно вздохнул. Наконец-то можно с уверенностью сказать, что наступил решительный перелом. Уже больше недели один за другим, ускоренными темпами двигались на запад продовольственные маршруты.
Когда Дзержинский после завтрака в столовой вернулся к себе в вагон, он увидел Барташевича, передвигавшего бумажные флажки на приколотой к стене карте сибирских дорог.
— Феликс Эдмундович! — радостно обратился к нему секретарь. — Вчера проследовало 220 вагонов хлеба. Это в шесть раз больше, чем в декабре.
— Двести двадцать вагонов, конечно, неплохо, — ответил нарком. — Но мы еще в долгу из-за метелей и буранов. Вы ничего не пропустили, все маршруты нанесли на карту?
— Все. Как только состав выходит со станции погрузки, сразу же ставлю флажок с номером маршрута. По мере движения поезда переставляю флажок до выхода за пределы округа.
— Правильно! — одобрил нарком. — Приходится следить по карте за движением каждого хлебного маршрута, как в годы войны следили за положением на фронтах. Собственно говоря, в Сибири теперь тоже фронт… Решающая битва за хлеб…
Подойдя ближе к карте, Дзержинский обратил внимание на скопление флажков у Челябинска. «Как бы тут снова не образовалась „пробка“, — озабоченно подумал он. — Эта станция напоминает узкое горлышко бутылки». И попросил секретаря вызвать инженера, исполнявшего обязанности начальника отдела эксплуатации округа.
4 марта 1922 года. По календарю — уже весна, а здесь, в Сибири — глухая зима. Еще в полной силе морозы, дуют холодные ветры, метет поземка. В это субботнее утро из Омска, возвращаясь в Москву, вышел поезд наркома.
В вагоне, где находилась столовая экспедиции, сегодня было особенно людно. После завтрака многие задержались, хотели посидеть с наркомом, который нынче не торопился, как обычно, уйти к себе.
Впервые за два месяца сотрудники экспедиции видят улыбку на осунувшемся лице Дзержинского. У него хорошее настроение и оно передается окружающим. Уже недели две, как завершена отгрузка мяса в Центральную Россию. Перевозки семян голодающему Поволжью тоже почти закончены. Правда, вывоз хлеба из Сибири еще протянется недели две, но волноваться уже не приходится. Транспортировка зерна налажена, и к тому же ход перевозок по-прежнему остается под контролем экспедиции. По приказу наркома она и в Москве будет продолжать свою работу вплоть до полного выполнения правительственного задания.
Народный комиссар оживленно беседует с собравшимися, шутит, смеется.
— Феликс Эдмундович! — улыбаясь, обратился к нему Грунин. — Вот покончим мы с контрреволюцией, восстановим и наладим транспорт… Интересно, какой другой наркомат вы хотели бы возглавить?
— Об этом рано говорить, — уклончиво ответил Дзержинский. — Не скоро еще наступит это время.
— Феликс Эдмундович, а если помечтать? — робко спросил кто-то из молодых чекистов.
— Если помечтать? — задумчиво повторил Дзержинский. — В юные годы у меня было горячее желание стать учителем. Я всегда любил и теперь очень, очень люблю детей. Так вот, если помечтать, то мне хотелось бы, чтобы когда-нибудь ЦК партии поручил мне работу в комиссариате просвещения…
— Что? Не ожидали? — иронически спросил он, встретив удивленные взгляды собеседников, и добрая улыбка осветила его лицо.
Вдруг все почувствовали, что поезд резко прибавил ходу и стал развивать все большую и большую скорость. Вагон, находившийся в хвосте состава, сильно бросало из стороны в сторону.
Инженеры озабоченно переглянулись: «Неужели на уклоне у машиниста отказали тормоза?»
От Дзержинского не ускользнуло беспокойство в их глазах и он шутливо заметил: — Что вас тревожит? Это машинист просто-напросто решил прокатить наркома с ветерком…
— Дело в том, Феликс Эдмундович, — ответил один из инженеров, — что мы сейчас делаем примерно 70 верст в час. А вагон, в котором мы с вами сидим, не рассчитан на такую скорость. Это старый вагон с деревянными швеллерами.