Наркокурьер Лариосик

…Что-то камнем полетело вниз, расчищая себе путь среди зеленого игольчатого лапника. Белка была еще жива… После удара о мягкую, влажную землю она продолжала биться в предсмертных судорогах еще какое-то время. Павлику это показалось вечностью. С ужасом он смотрел на деяния рук своих и не мог отвести от нее глаз. Духовушка выпала из его рук и ткнулась кончиком ствола в лесную почву, черпанув изрядно земли.

— Ты чё, дачник, охренел, что ли? — заорал на Павлика Гришка, местный парень, старший в их компании. — Оружие загубишь!

Гришкиных слов Павлик не услышал. Он снял с себя ветровку и накрыл ею агонизирующего зверька. В этот момент его руки приняли на себя последние биения уходящей маленькой жизни ни в чем не повинного пушистого существа. Он приподнял курточку. Зверек был мертв. Пуля прошла по косой, пробив белке мордочку и слегка вывернув по пути потухшую уже бусинку правого глаза. Изо рта у нее торчал комок сухой травы.

— Для бельчат, поди, насобирала… — грустно констатировал Родька, Павликов дачный друг. — И чего мы ее убили… — Он помолчал и растерянно добавил: — Может, давай похороним? Все-таки, живое… — при этом он почему-то старался не смотреть другу в глаза.

Над трупиком нагнулся самый маленький и молчаливый, новенький в их дачной компании. Он внимательно осмотрел его своими узкими глазами, перевернул ногой туда-сюда и спокойно, без малейших эмоций, произнес:

— Сперва надо освежевать.

С этими словами он достал из кармана перочинный нож, вывернул остро отточенное лезвие и как-то слишком уж ловко, одним коротким движением руки, отсек мертвой белке хвост. Таким же точным движением он воткнул лезвие в землю и вытащил назад, очистив его таким образом от густой беличьей крови. Все замерли… Никто не ожидал от тихого паренька такой бессмысленной и циничной жестокости. Павлик потрясенно молчал. И дело было даже не в том, что белка была мертва. Всем своим существом он вдруг почувствовал, что есть на свете нечто, гораздо страшнее и опаснее, чем даже его смертельный выстрел воздушной пулькой. И это нечто уже на подходе, оно находится где-то рядом, совсем близко, но уже постепенно начинает входить и в его маленькую жизнь…

— Гадина!!! — закричал он что есть сил. — Гадина проклятая!

Он бросился к узкоглазому пареньку, повалил его на землю и стал беспорядочно наносить удары куда придется: по лицу, плечам, ногам. Узкоглазый не стал сопротивляться, он просто по-деловому подтянул ноги под себя и прикрыл голову руками. Гришка и Родька бросились разнимать. Они схватили Павлика за руки и оттащили в сторону. Павлик задыхался от ярости:

— Он… он… — в гневе ему не хватало слов, он кивнул в сторону узкоглазого: — он… фашист!..

Узкоглазый отнял руки от лица и поднялся. Он был странно спокоен.

— Но ведь это ты убил белку, а не я… А, Паш? — сказал он и посмотрел Павлику прямо в глаза. — Разве не так?

Два точечных фитилька темного огня мгновенно вспыхнули и погасли в его азиатских глазах. Никто, кроме Павлика, не успел этого заметить…

— Пять!.

«Вот оно… — почему-то подумал он, глядя на пустое Гунькино кресло, — начинается…»

Павлик пересек комнату и задумчиво посмотрел на улицу через зарешеченное окно своего первого этажа. Снег уже растаял окончательно, но повсюду оставались талые лужи и мокрая грязь. Он приоткрыл форточку, и оттуда резко повеяло зябкой весенней сыростью. Павлик поежился… Внезапно он сорвался с места и начал лихорадочно передвигаться по квартире, осматривая все подряд и заглядывая в каждую щель. Он сунул голову под ванну, открыл бельевую корзину, подставил табуретку и, встав на цыпочки, заглянул на платяной шкаф в дедовой комнате. Дрожащим голосом, в слабой попытке обмануть самого себя, Павлик прошептал:

— Гунька, ну кончай… Хватит уже… Я ведь все равно тебя найду… — Он произнес эти слова, но уже точно знал, что собаки в квартире нет.

«Хорошо бы, это все оказалось сном, — подумал он. — Проснулся, как будто по новой, а она напротив храпит…»

Мальчик зажмурился и тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, затем еще раз подошел к входной двери и потрогал замок. Замок был в порядке. Внутренний засов тоже был задвинут до упора. Объяснения происшедшему не было. Новая волна удушающего страха нахлынула на мальчика. Но теперь его страх был другим. Он был жестоким и настоящим. Что-то очень цепкое и сильное железными тисками сжало Павликово сердце и медленно потащило его куда-то вниз, в живот, растянув до отказа невидимую пружину страха. Из глаз его потекли слезы, нет, не боли, — бессилия, и он разрыдался.

«Может, это Бог забрал Гуньку? — неожиданно пронеслось в затуманенном мозгу. На секунду он даже перестал плакать, забыв о страхе. — Чтобы она не мучилась от старости…»

В полной растерянности он стоял в одних трусах перед входной дверью с мокрыми от слез глазами, уставившись в одну точку. И никого не было рядом с ним в эту минуту: ни мамы, ни дедушки Романа, никого…

В дверь позвонили.

— Гунька!!! — сам не зная почему, что есть силы заорал Павлик. — Гунька, сейчас!..