Наркокурьер Лариосик

И опять время, потраченное на бесполезный в высшем, Божественном смысле брак, не пропало даром. Именно в этом доме Ленька впервые обнаружил здоровенную синюю книжку, которую открыл, в общем-то, случайно, прихватив по пути в сортир. Это были первые в его жизни стихи, не считая «Дядю Степу» и «Таня-Танечка не плачь…». Поэта звали Осип Мандельштам. Примерно в течение года после первого пронзительного проникновения в совершенно случайно открытый им поразительный мир он продолжал машинально называть поэта Мандельштампом, но при этом уже знал наизусть почти половину этого синего, самого главного и толстого, сборника поэта. Вскоре он от этого «п» избавился окончательно, в отличие от Витька-разведчика, который в любом контексте, ироничном или серьезном, так и не отучился проставлять вечный штамп этому Манделю, о надоедливом существовании которого узнал исключительно благодаря Ленчику…

К этому времени Ленька уже стал Ленчиком и успел обзавестись несколькими приятелями, среди которых просматривались и довольно яркие, но, в то же время, весьма сомнительные в воспитательно-педагогическом смысле персонажи. Второй курс он так и не закончил, потому что к этому моменту начались какие-то ужасающе толстые учебники и научные книги про черт знает что и сбоку бантик. Ленчик справедливо полагал, что приобретенные им трудовые навыки на нелегкой троллейбусной ниве в сочетании с основными базисными принципами психологических маршрутов, растянутых почти на два вечерних года, обильно сдобренных в промежутках пронзительным Осипом Эмильевичем, позволяют ему полноправно и достойно вступить в новый интеллектуально-трудовой этап столичной жизнедеятельности, без стажа, но зато по трудовому договору или, на крайняк, сговору… Как получится…

— …Ну, вот… — сказал он с искренним огорчением, думая о Витьке. — Теперь еще и шпион мой в обидку ушел… Все из-за блядей этих голенастых, сучек в очках…

Он потянулся рукой за томиком Мандельштама, встал с постели и побрел в туалет вместе с книгой — приходить в себя… Там он, усевшись поудобней, приступил к делу и одновременно раскрыл томик. Из книжки выпала закладка. На закладке что-то было помечено, он вгляделся…

— Ч-черт! — вскрикнул он неожиданно. — Сегодня же котенок этот придет… Анечка… В семь часов…

С Анечкой Ленчик познакомился пару дней назад, на концерте «банного» джазового пианиста, которого в свое время «приобрел» в Соловьевке — полусумасшедшем доме для нервных и ленивых интеллигентов, да к тому же еще и блатных. Там народ отдыхал на полную катушку по сорокапятидневному циклу в режиме пансионата санаторного типа, принимая от государства массаж, иголки, музыкотерапию и заодно слегка сбрасывая вес, по желанию. За все это щедрая власть оплачивала несчастным больничный лист и ничего не требовала взамен, кроме лояльной терпимости и очень гипотетического уважения неизвестно к кому… Ленчику же оплата по больничному не грозила, и поэтому он отлеживался там в связи с реально присоветованной дорогим специалистом надобностью — пережить в комфорте и диете разрыв с третьей, самой безответно любимой и расчетливой красавицей-женой, по совместительству — дорогой валютной проституткой родом из Риги.

Анечке было лет восемнадцать, мордочка у нее была совсем детской, по-хорошему наивной, а кожа — гладкая-прегладкая, с легким тонким пушком, как у молодого персика. Она была затянута в облегающие брючки, откуда крепким орешком торчала упругая попка. Грудные бугорки под тонким свитером также обнадеживали конкурентоспособностью в области крепкости и упругости. Увидав ее в перерыве между отделениями, Ленчик заерзал. Он подошел к девочке, сделал пару красивых комплиментов, чего-то наврал про себя и пригласил в буфет. Все про все заняло минут пятнадцать: пирожное и сок — претендентке, и пиво — себе. Таким образом, предварительная победа состоялась и была легкой, а окончательная — прогнозируемой.

…Он посмотрел на часы — до ее прихода оставался ровно час.

«Успею…» — подумал он и понесся в ванную…

В дверь позвонили ровно в семь. Ленчик был уже с пупырышками, как огурец, — намыт, надушен, прикинут по эпохе и радушен по известной причине… Холодильник его пребывал в полной боевой готовности всегда — двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю — здесь он не жмотничал. На пороге стояла счастливая Анечка. Рядом с ней в вежливом ожидании застыла женщина лет сорока, прилично одетая и с внимательным взглядом.

— Добрый вечер, Леонид Иванович! — поздоровалась Анечка. — Вот и я! — Она слегка смутилась. — Но только я с мамой… Ничего? Она тоже хотела с вами познакомиться…

У Ленчика начала вытягиваться физиономия, но он моментально справился с коварной лицевой мышцей и одним внутренним касанием перетянул ее в широкую открытую улыбку:

— Ну и отлично!.. Просто отлично!.. Нам еще интереснее будет… Проходите, пожалуйста…

Неперетянутой частью головного мозга он в этот момент подумал о том, как хорошо, что мамашка заявилась на этом, вполне еще безобидном этапе, а не на том, рисковом… Они прошли в гостиную и сели на диван перед журнальным столиком.