Наркодрянь

— Я просто хорошо изучил вас, сэр. Вам можно доверять. Это не комплимент, а констатация факта. Даже если мы не договоримся, вы сумеете забыть мое имя и не воскрешать его в памяти.

В этом я уверен.

— Так… А о чем мы должны договориться? — тотчас не стерпел прямолинейный Мейсон.

Фитцжеральд усмехнулся и покачал головой:

— Не спешите, господин полковник… Кстати, я гораздо проще, чем кажусь, а поэтому называйте меня просто Эдом — без церемоний. И еще, я чертовски проголодался. Вы ничего не будете иметь против, если мы поговорим о деле после обеда?

Здесь прекрасная кухня.

Мейсон ничего не имел против, ни против первого, ни против второго предложения. А простоту он приветствовал всегда, даже кажущуюся.

Обед прошел в подобающем молчании, если не считать незначащих реплик, которыми сотрапезники обычно обмениваются за столом. Фитцжеральд расправлялся с поданными блюдами споро и ловко — видимо, и вправду проголодался.

Мейсон ел вяло — кусок плохо лез в глотку.

Приходилось проталкивать его пивом, и это вызвало хоть и скрытое, но неодобрение официанта.

Впрочем, в этом ресторане уже привыкли к мейсоновским причудам.

Наконец удовлетворенный Эдвард аккуратно промокнул салфеткой губы и подарил Мейсону лучезарную улыбку. Мейсон расценил это как приглашение к разговору и распорядился, чтобы подавали кофе и сигары.

— Разрешите, я для начала задам вам несколько вопросов, — начал Эд, когда официант, очистив стол, подал кофе и, грациозно изогнувшись, подкурил клиентам сигары. — Только не торопитесь с ответом — от него многое будет зависеть.

— Валяйте, — благодушно кивнул Мейсон.

— Полковник, вы всю свою жизнь служили во благо Соединенных Штатов Америки, — начал Фитцжеральд. — Вы, без преувеличений, образцовый гражданин и настоящий патриот. Так неужели вас устраивает положение, когда в стране, за которую вы проливали кровь, свою или чужую, открыто хозяйничают гангстеры всех национальностей — от итальянцев до пуэрториканцев?

— Если честно, я мало задавался подобным вопросом… до последнего времени…

— Прекрасно! — воскликнул Эдвард, словно и не ожидал иного ответа. Значит, в последнее время вы все же задумались над этой проблемой, и что же, я повторяюсь, вас устраивает такое положение вещей?

— Нет… конечно.

— Хорошо. Второй вопрос: вам нравится, что страна, в которой вы живете и которую безусловно любите, вязнет в болоте наркомании, проституции, коррупции — и все это опять же благодаря прежде всего итальянским и латиноамериканским ублюдкам? Вам это нравится?

— Подобные декларации я уже слышал, — усмехнулся Мейсон. — Конечно, не нравится, как и любому, как ты выразился, «образцовому» гражданину. И я даже попытался немного поправить положение… Правда… без особых успехов.

— Замечательно. И третий, самый важный вопрос: вы довольны своей теперешней жизнью?

Вообще: это ваша жизнь, полковник?

— Пожалуй, самый сложный вопрос… — задумчиво потер переносицу Мейсон. — Когда-то я мечтал, что заживу мирно и спокойно в маленьком городишке на берегу океана, никому не мешая… и мне чтобы никто не мешал.

— Я знаком с вашим послужным списком, полковник. После всего, что вы сделали для страны, желание отдохнуть — естественно. Отдохнуть… Но не отойти отдел навсегда.

— Вы переоцениваете свою осведомленность.

— Возможно. Душевные переживания не фиксируются в отчетах. Даже под грифом Top sekret.

Мейсон обратил внимание, что за три ближних к ним столика Гревски никого не усаживает, хотя посетителей в ресторане прибыло. Такой своеобразный санитарный кордон, чтобы можно было разговаривать, не понижая голос.

— Но скрытые переживания все-таки проявляются в поведении. Поступках.

— Вы случайно не психоаналитик, доктор Фитцжеральд?

— Случайно — нет. Ваши ежедневные тренировки, модернизация дома, даже такие мелочи, как предпочтения в выборе машин, кухни, оружия, одежды — это далеко не дань армейскому консерватизму.

— Спорно, — сообщил Мейсон, то ли подтверждая, то ли опровергая слова собеседника.

— То, что вы сцепились с доном Фрэнки, бесспорно свидетельствует: отдых окончен.

— Надо было помочь другу. Эпизод.

— Ну что вы, полковник. Неужели вы не знали, что открыто, при подчиненных, унизить дона — это означает объявление войны, смертельную ставку? Ничего страшнее для «семьи» и сделать невозможно. И то, что мы можем беседовать на этом свете, — только благодарение вашему выдающемуся мастерству.

— И к чему наш разговор? — спросил Мейсон, не слишком увлеченный анализом собственной психологии.

— Мы знали о мине у гаража и о возне с пивом.

— И о снайпере.

— Да. Уж простите, это была своего рода еще одна проверка вашей боеготовности.

— А не ваши ли это штучки? — поинтересовался полковник и отставил пустую чашечку. Тут же рядом оказался официант и долил густо-коричневой дымящейся жидкости из серебряного кофейника.

— Наши штучки, как правило, срабатывают.

В городе, — несомненно со значением акцентировал последние слова Фитцжеральд. И продолжил: — Вы позвольте, я немного вторгнусь в вашу область — военной тактики. Пассивная оборона бесперспективна. Должны быть ответные, а еще лучше — упреждающие удары.