— Как хотите… Тогда я продолжу. Так вот: богиня относится к куда более древней и куда более загадочной культуре, чем буддизм и даже индуизм. Вы обратили внимание на значки, которыми сплошь покрыто тело богини?
Картрайт поспешно кивнул:
— Они напоминают иероглифы.
— Правильно. И если присмотреться внимательно, то можно заметить, что даже украшения богини в своих переплетениях образуют знаки. Но это не иероглифы! Это в ученых трудах именуется халдейской клинописью.
— Неужто? — подпрыгнул в кресле Картрайт.
— Да. Именно те халдеи, которые считаются основателями черной и белой магии.
— Расшифровать, конечно, нельзя?
— Увы… увы… мне понятны только некоторые знаки…
— Ну! — потребовал Картрайт, и глаза его зажглись лихорадочным блеском.
— Что «ну»? — не понял Стейнер.
— Продолжайте, — умоляюще прошептал Картрайт.
— Я и продолжаю, — сердито пробурчал профессор. — Видите этот знак?
Он с трудом «уложил» тяжелую богиню и ткнул пальцем в завитушку с тремя точками под ней. Странным знаком как бы запечатали вогнутое основание статуэтки.
— Этот… гм… иероглиф… повторяется чаще других. Вот здесь… здесь и здесь… — Стейнер завертел статуэтку. — Да будет вам известно: у древних халдеев это символ смерти.
Стейнер умолк многозначительно, а Картрайт вдруг ощутил знакомый холодок под волосами.
— А еще мне знакомо значение этого символа, — профессор снова крутанул богиню на 180 градусов. — Это страх. Символ страха перед неведомыми силами. Так-то! — Стейнер перевел дух и только теперь заметил, что его слушатель находится в состоянии, близком к обмороку.
Глаза Картрайта с расширенными зрачками бессмысленно шарили в пространстве. Взмокшая прядь волос прилипла к потному лбу, а дрожащие руки комкали носовой платок.
— Что это с вами, коллега? — засуетился профессор и метнулся к настенному шкафчику-бару.
Картрайт почувствовал, что в руки ему сунули стакан с жидкостью. И он послушно сделал несколько глотков. Жидкость оказалась неразбавленным ромом. Картрайт поперхнулся, закашлялся и… пришел в себя.
— Вот так-то лучше, — похлопал его по спине Стейнер. — Никогда бы не подумал, что вы такой впечатлительный.
Профессор зашелся своим дребезжащим смешком, потом низко наклонился к уху Картрайта и прошептал:
— Привезите богиню завтра вечером… попозже… в лабораторию. Я там частенько засиживаюсь. Покрутим ее на моих приборах. Мне кажется… она полая и внутри что-то есть. Только не хочу, чтобы знали мои ассистенты. Я сам управлюсь. О'кэй?
— О'кэй, — вяло согласился Картрайт.
Стейнер довел Картрайта до двери кабинета, бережно поддерживая под локоток.
За дверью шефа ожидали два меланхоличных джентльмена. При виде плачевного состояния, в котором пребывал их драгоценный патрон, телохранители переглянулись и подозрительно уставились на Стейнера.
— Что случилось? — недружелюбно, сквозь зубы, процедил один, обращаясь к профессору.
— Так… маленькое нервное потрясение, — пожал плечами Стейнер и поторопился исчезнуть за дверью.
На следующий вечер Картрайт, как и было договорено, привез богиню в лабораторию.
Для начала профессор взвесил статуэтку. Богиня «потянула» на шестнадцать фунтов[7].
Стейнер быстро просчитал что-то на калькуляторе и удовлетворенно хмыкнул. Затем сунул статуэтку в рентгеновскую установку. Результат этого исследования озадачил профессора — он ринулся к ультразвуковому сканеру.
Целый час профессор, словно одержимый, метался между своими приборами. Картрайт, сжавшись на стуле, терпеливо дожидался «оглашения приговора». Он не мешал профессору и не задавал глупых вопросов. Лишь раз, когда Стейнер собирался соскоблить тонкой бритвочкой что-то с поверхности статуэтки на смотровое стекло, Картрайт вмешался:
— Это не повредит?
— Нет, — не удостоив Картрайта даже взглядом, отмахнулся профессор.
Наконец Стейнер угомонился. Он еще раз повертел статуэтку в руках, заглянул богине в лицо, словно надеялся прочесть на нем ответ на какой-то вопрос, и вздохнул:
— Да. Поражение…
— Как так?
— Должен вам сказать, что экспертиза еще больше запутала дело, Стейнер смущенно развел руками. — Нет, кое-что я, конечно, установил…
— Что именно?
— Она действительно полая. Но время изготовления датируется не VI–V веками до нашей эры, а третьим тысячелетием…
— Эпоха фараонов, — тихо ахнул Картрайт.
— Да… Но я уже говорил: ни к фараонам, ни вообще к Древнему Египту богиня не имеет никакого отношения. Это культура Междуречья, точней древнеассирийская. Далее: статуэтка покрыта несколькими слоями лака. Вы чувствуете такой неопределенный запах, исходящий от богини?
— Угу, — угрюмо подтвердил Картрайт.
— Так вот, последний слой лака свежий. Нанесен эдак веков двадцать назад.
— Не позже? — быстро переспросил Картрайт.