Наркодрянь

Нога срасталась медленно и все еще болела при каждом неловком шаге. Но Мейсон решил уходить с острова. Собрав более чем скромные пожитки, он смазал доску, проверил прочность креплений, почистил «кольт» и нанес визит к черной орхидее, чтобы пригласить ее в спутницы.

Запах за это время уже настолько ослабел, что на остров стали наведываться москиты. Но вблизи цветок еще дивно благоухал. Мейсон, зажав нос, приблизился к нему вплотную и еще раз залюбовался чудесным растением. Лепестки орхидеи, уже чуть тронутые тленом, несколько утратили прежний, ни с чем не сравнимый блеск, ржавые пятнышки, первые предвестники гниения, кое-где просачивались на глянцевой поверхности. Но все равно — орхидея была прекрасна и неповторима!

Мейсон с сожалением вздохнул, вынул нож, и… мутная слеза капнула из среза на землю. Он бережно укутал цветок в полиэтилен и аккуратно закрепил в ранце.

Генеральских шевронов Мейсон так и не заслужил…

…Слушали Бруксоны хорошо, вроде как с пониманием и сопереживанием. Но чувствовал Мейсон, что самое главное до них не доходит. Наверное, потому, что до сих пор Мейсон не смог сам для себя сформулировать, как именно связаны между собой дни болезненного одиночества, наполненного запахом черной орхидеи, с решением оборвать военную карьеру. Знал он точно, что такая связь есть, что в душе уже все сложилось и сопоставилось, но заглядывать себе в душу полковник не любил и не умел.

Но уже то, что он решился вот так поговорить, выговориться, означало приближение некоей перемены в нем самом.

Так же, впрочем, как то, что он все годы отставки сохранял себя как боевую машину — и то, что резко и решительно, хотя и не переступая черты настоящей войны, «оторвался» на негодяях из команды Фрэнки и на нем самом.

«Мерседес» полковник не оставлял перед своим или бруксоновским домом держал в гараже, запираемом фотоэлементом. Но пройти три квартала по вечерней пустой Гарден-стрит стоило большого напряжения. Очень большого.

Дом… Вроде все спокойно. Чужих в доме нет. «Сторожки» у входных дверей и у секретного окошка не тронуты. Но что-то все же настораживает. Что? Дверь гаража? Мейсон посветил тонким потайным фонариком на участки двери, где тоже были установлены едва заметные сторожки — нет, все на месте. Что же придумали ребята Фрэнки?

Полковник поднял голову — и вдруг упал плашмя, мгновенно перекатился и забился в непроглядную древесную тень. Две тяжелые винтовочные пули расплющились о стальную дверь гаража. Выстрелов не слышно: видимо, снайперская винтовка с глушителем. И, естественно, с ночным прицелом. У гаража — едва ли не единственное место на участке, просматриваемое сквозь кроны деревьев издалека.

Снайпер знает, что промахнулся. Знает что за полсекунды между выходом пули из ствола и попаданием Мейсон успел уклониться. Упасть. Вторая пуля попала в дверь всего на три дюйма от земли — но цель уже ускользнула. Значит? Значит, третьего выстрела сейчас не будет. Снайпер меняет позицию — или вообще откладывает охоту до следующего раза.

Мейсон, безошибочно просчитав вероятный сектор обстрела, проскользнул к «секретному» окну ванной и забрался в дом. Поднялся наверх, принял душ и, укутавшись в махровый халат, погрузился в кресло.

Человек с очень развитым чувством опасности — малоуязвим. И все-таки рано или поздно его достанут. Рано или поздно. Мафия не забывает и не прощает… Индикатор отметил наличие записи на автоответчике.

Полковнику звонили редко — так что это почти событие… если не милая просьба о пожертвовании от каких-нибудь очередных истинных христиан.

— Полковник Мейсон, — чуть суховато произнес незнакомый баритон, — рад, что вы меня слышите. Меня зовут Эдвард. Доктор Эдвард. Нам необходимо побеседовать по делу, представляющему большой взаимный интерес. Я перезвоню в 23.00, будьте любезны ответить — или укажите на автоответчике время, когда мы сможем переговорить. Заранее благодарю.

Мейсон взглянул на часы. 22.40. Подождем.

«Рад, что вы меня слышите». Прямое указание, что этот «доктор Эдвард» знает… о сложностях, переживаемых Мейсоном.

«Полковник»… Ни в каких телефонных и адресных книгах звание не упоминается. В архиве Пентагона? Туда добраться непросто, и логичнее бы назвать его как положено: «полковник в отставке».

23.00 — предельное время возвращения от Бруксонов. Ни разу Мейсон там не задерживался более чем до 22.00. Армейская точность.

«Дело, представляющее большой взаимный интерес». Не похоже на дежурную любезную фразу.

Речь образованного человека, но без примеси характерного выговора выпускников самых престижных университетов Новой Англии. Но и не Вест-Пойнт. Возможно, Ка-Ю.

«Эдвард?» Имя или второе имя. Такие фамилии, Эдвард, не Эдварде, не Эдвардсон — редкость, их обладатели обычно акцентируют, что это действительно фамилия.

«Доктор» и имя — что это? Предположение о возможном сближении? Вкупе с «заранее благодарен»?

Полковник переключил аппарат на прямую связь и аккуратно плеснул скотч в толстостенный бокал со льдом.

Звонок раздался в момент смены цифр на электронных часах.

— Полковник? — мягко спросил баритон.