Наркодрянь

Оказалось, что даже тонкое деревце можно согнуть и закрепить лианой с таким расчетом, чтобы при малейшем прикосновении к лиане его ствол расправлялся и ударом ломал ребра неосторожному путнику. А гигантскую бертолецию можно подпилить так, чтобы от легкого толчка она валилась в нужном направлении.

Как-то раз Эдвардсон заметил в зарослях крохотные желтые цветочки и страшно обрадовался. Цветочки украшали низкорослый кустарник. Он предложил курсантам хорошенько запомнить желтые цветочки.

— Это «Мата Колледо» — «Молчаливый Убийца». Если охапку веточек с этими цветочками подбросить, к примеру, нам в костер, то через пару минут вокруг костра будут остывать десять трупов.

— Это почему? — ужаснулся Мейсон. Он вспомнил, что по дороге сорвал такой желтый цветочек и понюхал.

— Дым, — пояснил Эдвардсон, — дым, образующийся при сгорании ветвей «Мата Колледо», убивает мгновенно и наверняка. Полезное растение. Один из моих бывших учеников уложил без единого выстрела взвод противника на привале. Самое трудное было незаметно подбросить им в костер такой подарок, но парень оказался способным учеником.

— А нюхать их можно? — поинтересовался Мейсон.

— Можно, — успокоил его Эдвардсон, — даже пожевать можно. Убивает только дым.

…Прошло каких-нибудь два года, и Мейсон научился стрелять, не так, как майор Кеведиш, но, во всяком случае, лучше всех в группе. И перед Кеведишем у него теперь было важное преимущество: майор умел только стрелять и пить, хотя и непревзойденно. Зато Мейсон теперь умел многое. Как выглядят обещанные когда-то Лерошем девочки, он начисто забыл, но прекрасно знал, как выглядит разъяренный аллигатор. Он мог запросто одолеть десять миль в сутки, пробираясь сквозь заросли. Да и стрелять «на слух» он тоже научился, притом из любого положения и в падении. К затаившемуся в листве фазану он подбирался как индейский следопыт — ни веточка не хрустнет, ни листочек не колыхнется. А сам прятался — пройдешь мимо в шаге, наступишь на голову — все равно не заметишь. А «хождение» по деревьям? За ним бы и обезьяна не угналась.

Ему ничего не стоило выждать несколько часов в зловонной болотной жиже, выставив наружу тонкую тростинку. Пройти через трясину? Пожалуйста! Для этого есть легкая доска из пробкового дерева, нужно только уметь ею пользоваться, а уж он-то умел.

Сигналы? Он искусно подражал и пронзительному крику тукана, и «скрипению» фазана, и надсадному вою обезьяны-ревуна, и тихому «автогудку» рассерженной анаконды. Эти звуки служили им в джунглях сигналом опасности, опознавательным знаком и командой к атаке.

К этому времени инструктор Хартмен полностью закончил «полный курс рукопашного боя». Но Боже мой! Что только не устраивал неистощимый Хартмен!

Они дрались и с закованными в колодки ногами, и со связанными руками, и «в паре». Это когда на обоих противников надевают кожаные пояса, жестко соединенные четырехфутовой палкой. Таким образом расстояние между ними жестко определялось четырьмя футами. А как тут драться? Попробуйте, сами узнаете.

Реакция Мейсона развилась до такой невероятной остроты, что атакующее движение противника он видел, словно тот двигался в замедленной съемке. А мышцы Мейсона от постоянных грубых воздействий и тренировок достигли твердости дерева. Даже мощнейший удар вызывал у Мейсона лишь болезненное ощущение, а просто сильные удары он воспринимал как легкое поглаживание.

И вот в один прекрасный день Хартмен явился на занятие с торжественной и грустной миной на лице и объявил, что больше он ничему не может научить.

— Следует ли это понимать так, что мы уже достигли совершенства? — осторожно осведомился Сэм.

— А вот сейчас посмотрим.

— А как? — живо заинтересовался Мак-Гейв.

— Ну… если продержитесь против меня пять минут — значит, почти достигли.

— Ясно, — деловито подытожил Мейсон. — Кто будет первым?

— Сразу все.

— Не понял, — брови Мейсона удивленно поползли вверх.

— А что тут понимать? — осклабился Хартмен. — Выходим на полянку и затеваем драку. Десять против одного. Лерош хронометрирует. Продержитесь пять минут — будем считать, что экзамен сдан. Ясно?

И Хартмен, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, стянул через голову рубашку, обнажив жилистый торс, и разулся. Они последовали его примеру.

— Перчатки надевать?

— Не стоит.

Хартмен стал прямо в центре полянки и широко расставил ноги, согнув их в коленях. Большие пальцы ног, словно крючья, вцепились в траву. Руки обвисли вдоль тела. В этой позе он застыл. Лерош извлек из кармана секундомер и демонстративно тиснул кнопку. Им казалось, что в самом начале этого странного поединка они сомнут Хартмена, словно травинку, и… лишний раз убедились, что инструктор стоит своего полумиллиона в год. Многое повидал в своей жизни Джеймс Мейсон, но искусство Хартмена так и осталось для него непостижимой загадкой.