Нарисуй мне в небе солнце (СИ)

— Это не бабуля, я по её просьбе звоню, — услышала она голос дядьки. — Слушай сюда, отца увезли с инфарктом, я матери не говорил, насколько тяжёлое состояние, но она всё чувствует. Надежды нет, если хочешь застать деда живым — вылетай. Он спрашивал о тебе. Я забронировал билет до Владивостока на двадцать один ноль пять из Шереметьево, а там до нас доберёшься. Успеешь в аэропорт? Твоего отца я тоже вызвал.

— Да, конечно, успею.

Надя почувствовала, как у неё самой сжалось сердце, и дышать стало трудно, практически невозможно.

«Ну как же так! Как же так!» — повторяла она, вызывая такси, а потом мчась в Шереметьево.

Как может не быть надежды, если дед жив? Зачем она отпустила своих стариков, почему не уговорила не уезжать? Ну продали бы дом, отдали деньги сыну, а себе купили что-то маленькое и жили в Солнечногорске рядом с ней, и дед здоров был бы, не совсем, конечно, а относительно здоров, но Яр не дал бы ему умереть.

А так, получается, она настолько ушла в своё счастье, что позволила старикам уехать. Надя винила себя в случившемся. Молилась, просила за людей, которых любит.

Если должно быть несчастье, то пусть с ней, не с ними…

Разговор с Ярославом откладывался на неопределённое время, но сообщить о себе ему она, конечно же, должна.

Девушка достала телефон и набрала сообщение.

«Ярка, родной, нам очень нужно поговорить, но не сейчас. С дедом несчастье. Я вылетаю в девять вечера во Владивосток. Сейчас еду в Шереметьево. Встретимся, когда вернусь, твоя Надежда».

Часть 25

Ярослав несказанно обрадовался, увидев свет в окне своей кухни. Значит, Надя дома, уже растопила печь и готовит ужин. Правда, её придётся разочаровать отъездом в Москву. Но ничего, она всё поймёт. А может быть, даже обрадуется празднованию Старого Нового года в кругу его семьи. Ещё и отругает сейчас, что с отцом поссорился. Надо будет попросить её надеть серьги, чтоб порадовать родителя. Хорошо бы было на машине добраться, и обратно удобно, но он решил, что после снегопада не рискнёт сесть за руль — опыта маловато. Права у Яра, конечно, были. И в автошколе он учился в неполные восемнадцать, и сдал на права в ГАИ нормально, как только стал совершеннолетним. Иногда отцовскую машину водил или Дашину, чтобы не забыть, как это делается. Только вот московского движения жутко боялся, а потому от приобретения авто открещивался всеми правдами и неправдами. Но тогда он жил с отцом, учился и был иждивенцем. Теперь же всё изменилось, они с Надей уже семья, а потому продолжать сидеть на шее у папы, мягко говоря, некрасиво. Вот и отреагировал на отцовский подарок не совсем адекватно. А надо было по-человечески донести свою позицию… Стыдно, очень стыдно.

Ещё раз глянул на дом, улыбнулся сам себе, но тут с удивлением заметил, что из трубы не идёт дым. Это ему показалось странным, но мало ли…

Дверь оказалась запертой изнутри, Надя так не делала, она закрывала на верхний замок. Пришлось звонить.

Каково же было его удивление, когда на пороге дома он увидел собственную мать, с которой не общался уже пару месяцев.

— Не понял, что ты тут делаешь и как попала в дом? — Яр чувствовал, что раздражение накрывает его. Он не мог понять, с какой стати, самовольно и без предупреждения, мать вломилась в его жилище. Нет, прав на это у неё нет и быть не может. Два месяца молчания, и на тебе, приехали, подарок на Старый Новый год, а ведь тридцать первого они друг друга даже не поздравляли. Он специально не стал тогда звонить, но и она промолчала.

— Мы тут приехали тебя поздравить. Ты мне не рад? Сынок, подойди, обними меня, что ли.

— Мы? Кто «мы»? И где Надя?

Яр наступил на что-то мягкое на полу, наклонился и увидел Надины перчатки. Поднял их, оттряхнул и, набычившись, двинулся на мать.

— Я спрашиваю, где моя Надя? Что ты наговорила ей?

— Ярик, как ты с матерью разговариваешь?! Надя? А кто такая Надя? — Она улыбалась, отступая спиной в комнату, явно растерявшись. Ещё бы, одно дело — разыгрывать комедию перед глупышкой, о которой она совершенно случайно узнала несколько дней назад. И другое — перед сыном, настроенным очень агрессивно.

— Надя, моя жена. Вот её перчатки, значит, она приходила домой. Где она сейчас?

— Ушла. Не захотела мешать нам. К родителям, наверно, я не спрашивала. — Мать изображала безразличие, но в её глазах Яр видел страх.

— Не надо врать! — Мельком отметил, что дверь в спальню закрыта, чего никогда не случалось. Мать уселась на диван и гордо распрямила спину, приготовившись к словесному нападению.

— Я тебе добра желаю! Понимаешь, добра! Ты ещё сам не осознаёшь, что творишь. Ты всё себе во вред стараешься сделать. А я жизнь прожила, я знаю! Я — мать! А потому, я и только я могу знать, как тебе лучше.

Она перешла на крик, явно отвлекая его внимание, Яр же понял, что в спальне кто-то прячется. Оттуда слышался шорох и удивлённое восклицание, и если шорох и звук шагов можно было приписать коту, то удивлённо восклицать кот точно не мог, человеческую речь он ещё не освоил. Да и мать периодически обеспокоенно поглядывала на дверь.