Нарисуй мне дождь

Разногласия – неизбежная составляющая отношений между мужчиной и женщиной. Столь несхожи эти миры. Я понимал, что наши отношения нельзя подчинять внезапно вспыхнувшим эмоциям. Помимо всего прочего, это вопрос баланса… «Молчи, если хочешь, чтобы тебя услышали», ‒ откуда-то вспомнилась формула ведения переговоров. Хорошая формула, парадоксальная. Она здесь совершенно не к месту. Я незаметно взял со стола ключ от Кланиной комнаты и зажал его в кулаке. «Ключ на столе ‒ к ссоре, ‒ подумал я. ‒ Верная примета».

– Alles, Kommissar![47] Enough![48] – средь затянувшейся тишины резко скомандовал я. – Брось копить обиды! Никогда не поверю… – помолчав, улыбнулся я, – Что ты разлюбила веселиться. Знаешь, что у меня в руке? Угадай с трех раз.

На миг заинтересовавшись, Ли взглянула на меня из-под припухших век, и только вскинула плечами. Я не мог на нее смотреть! Ее бледное лицо до неузнаваемости изменилось, застыв маской скорбного недоумения. В эту минуту я любил ее как никогда.

– Так и быть, я тебе покажу. Видишь? – я на раскрытой ладони протянул ей большой ржавый ключ. Разочаровано пожав плечами, она отвернулась.

‒ Ценная вещь, можно прийти в восхищение… ‒ обронила она.

– Это не простой ключ. Взгляни, это ключ к взаимопониманию. Нашему взаимопониманию. Давай не будем ссориться, будем дружить. Я буду относиться к тебе, как к другу, хочешь?

– Как к другу? – хрипло переспросила она, будто сильно простудилась, окинув меня сухим непримиримым взглядом.

– Да, как к другу, – подтвердил я, не зная, заплачет она сейчас или начнет бушевать, – Хочешь?

– Нет! – выкрикнула она.

– Почему?

– Ты что, всех своих друзей раком ставишь?! – рассмеялась Ли, злость на пару с озорством плясала в ее глазах.

Рассмеялся и я, и положил руки ей на плечи. Наши лица были так близко, что я чувствовал, как смешивается наше дыхание. Я не удержался и нежно прикоснулся губами к ее губам.

– И все же, если мое мнение для тебя хоть что-то значит, ты должна знать, что я не приветствую то, что ты пьешь. Ты меня понимаешь? – со всей деликатностью сказал я.

– С трудом! – язвительно бросила она, вырвавшись из моих рук, разъяренная тем, что поддалась на мою нежность. – Хватит с меня твоих нравоучений, пойду лучше почитаю надписи в их сортире! – объявила Ли, окинув меня пылающим взглядом.

– Прибереги этот тон для кого-то другого, – веско сказал я. – Я тебя прошу, сбавь обороты, слишком часто ты сходишь с резьбы. Тебе известно, как я к тебе отношусь, и я не хочу, чтобы выпивка становилась между нами. Нам нельзя друг без друга.

– Ты знаешь сказку про Маугли? – с напускным равнодушием спросила Ли.

– Да, знаю.

– У нас произошло нечто подобное. Наши геологи в Сибирской тайге нашли ребенка, воспитанного стаей дятлов, ‒ она замолчала, предусматривая мой вопрос.

‒ И?

‒ Через неделю он их всех задолбал! – с ехидством выдала она.

– Очень смешно. Ты меня просто ухохотала. Но заметь, я сказал тебе об этом впервые и повторять, не намерен. Самый глухой тот, кто не хочет слушать. Взгляни на этот ключ. Ты и я, это все, что у нас есть.

Ли молчала, упрямо молчала. Как же у нее развит дух противоречия.

‒ Ау! Ты услышала то, что я сказал?

– Ладно… ‒ и она в свойственной ей манере не то кивнула, не то с досадой пожала плечами, изобразив нечто среднее между «да» и «нет».

‒ Так, да или нет? ‒ уточнил, вернее, дожал я.

‒ Да, – с усилием справившись с собой, сказала Ли, медленно подняла два пальца и с утрированным пафосом провозгласила, – Обязуюсь и торжественно клянусь, убавить обороты, то есть, количество выпитого на килограмм веса… – не выдержав, прыснула она.

– Так и запишем, под протокол. Только учти, шутки я понимаю до поры, до времени, а время это, поимей в виду, определяю я сам.

– И, что́ будет?! – дерзко спросила она, напирая на каждое слово.

– Все будет очень просто, – раздумчиво, словно разглядывая то, что предстоит сделать, проговорил я. – Придется хорошенько выбить из тебя пыль. Для начала, ди́тятко ты мое непонятливое, в людном месте я отшмагаю тебя по голой заднице ремнем. Вот это будет номер, почище, чем цирк на дроті[49], – многозначительно пообещал я.

– Что-о-о?! – переспросила она, надменно вскинув голову и с вызовом оттопырив попку, которая совсем некстати меня возбудила. – И, это я не ослышалась?! Это что еще за Домострой?! Ну, ты и деспот, – и она с изысканным артистизмом осуждающе покачала головой. Глаза ее полыхали ненавистью и весельем.

– Да, т-ы-ы!.. Ты же… Ты настоящий крепостник! На тебе ж пробы негде ставить! Пан Энгельгардт Павел Васильевич тебе не дядей ро́дным приходится? Ты только посмей! Да я тебя после этого просто придушу! – и она со смехом схватила меня за горло.

Помимо воли рассмеялся и я. Мне и в самом деле стало смешно. На время. Мы обнялись к нашему взаимному облегчению. Но после подобного разговора не бывает так, чтобы все осталось, как прежде. То, что мы высказали друг другу, врезалось нам в память и стало между нами навсегда.

Глава 19

Вчера я не встретился с Ли.