— Так, задача на наблюдательность. Проверим твою коммунистическую бдительность. Ты помнишь, как сидит Глинка?
— Да уж точно помню, сидит, а не стоит, — уверенно ответил я.
— О, это ценная мысль… В таком случае, скажите-ка мне, молодой человек, какую ногу кумир наших запорожцев Глинка закинул на колено, правую или левую?
‒ Ну, и чего ты молчишь? — не дав мне времени как следует подумать, принялась запытывать она. — Изображаешь борьбу ума против разума? Или собираешься выторговывать себе оценку по десятибалльной шкале? Так ты будешь отвечать, или тебе пальчики в дверях прищемить?..
Пока я вспоминал, как же уселся на своем пьедестале Глинка, к нам подошел и поздоровался с Ли, высокий статный парень лет двадцати.
‒ Как себе живете, Лидия Николаевна? ‒ подчеркнуто вежливо поинтересовался он.
На нем молодецки сбитый набок черный берет, а на плечи накинуто что-то непонятное то ли пончо, то ли пелерина.
— Познакомься, Андрей, это Леня Социопат, — представила мне его Ли. — Да ты не беспокойся, он не опасный, пассивный социопат, — рассмеялась она.
— Лидия Николаевна, как всегда, шутит, — мягко улыбнулся он. — Честь имею представиться, последний солдат Панчо Вильи, городской партизан Леонид Гаевой, — он лихо щелкнул каблуками и откозырял двумя пальцами, а затем галантно раскланялся.
У него матовое, даже скорее болезненно бледное лицо, на котором выделяются очень прямые черные брови, не повторяющие изгиба глазниц. Располагал к себе приятный тембр его голоса с бархатными баритональными модуляциями. Он производит впечатление человека мягкого и застенчивого. Его внешняя бравада плохо маскирует непонятную мне напряженность, а тревожный взгляд дымчато-светлых глаз и порывистые движения выдают неуверенность в себе.
— Прошу простить меня за навязчивость, но в последнее время я часто вижу вас вместе. Вы всегда с таким интересом беседуете. А сегодня… Сегодня я не смог удержаться и решился подойти. Вы меня простите, но пришло время, и я не мог не подойти… — торопясь и сбиваясь, порывисто заговорил он, — Мне необходимо сообщить вам, Андрей, что я уже много лет люблю Лидию Николаевну. К моему великому сожалению, безответно… Но, я думаю… Нет, я совершенно в том убежден, что вы должны об этом знать. Для меня это важно. Вы даже представить себе не можете, насколько для меня это важно! Скажу больше, не далее как прошлой осенью, я предлагал Лидии Николаевне выйти за меня замуж, но получил отказ. Но, несмотря на это, вы должны знать, что я счастлив от того, что в моей жизни есть Лидия Николаевна, она одна такая во всей вселенной и любить ее я буду всегда, до последнего своего вздоха!
Меня удивило это пылкое, но без сомнений искреннее признание. Видно было, что он слегка не в себе. Не пойму, то ли он под мухою, то ли с тараканами в голове. Одно верно, он не выламывается, такой и есть. Из-за своей неестественной бледности он выглядит так, будто несколько лет не был на свежем воздухе. Я взглянул на Ли, она пожала плечами и улыбнулась, предоставив мне самому решать, как на это реагировать. С ее друзьями не соскучишься.
— Ваша прямота понуждает меня к откровенности, — деликатно начал я, обдумывая, как, не обидев его, ответить на это, дорогого стоящее ему признание. — В данной ситуации право выбора принадлежит Лиде… То есть, Лидии Николаевне. И, если она, Лидия Николаевна не приняла вашу руку и сердце, то, почему бы вам, Леонид, не жениться на другой, не менее достойной девушке?
— Нет!! Это совершенно невозможно! Никоим образом! — воскликнул он, взмахнув руками, отчего его пелерина затрепыхалась на нем, как крылья летучей мыши, и тут же сам себе возразил, — Впрочем, излишняя категоричность свидетельствует о поверхностности суждений. Если я и женюсь на ком-нибудь, кроме Лидии Николаевны, то это будет, как минимум, принцесса Луны. Лишь там возможно встретить подобную неземную чистоту.
Непросто сразу составить точное представление о человеке, но мне показалось, что предо мной редчайший экземпляр хрустально чистого сердца и я проникся к нему расположением.
— Учти, Ленчик, как минимум, принцесса Луны… — рассмеялась Ли.
Неожиданно весело расхохотался и он. И этот невольный смех совершенно его преобразил. Мы оба почувствовали взаимную симпатию, а я, ‒ даже какое-то абсолютное с ним родство и повел себя с ним просто и непринужденно, как с давним знакомым. Леонид пригласил нас зайти к нему на чашку чая. Он жил здесь рядом почти напротив филармонии в огромной трехкомнатной квартире. Миновав темную прихожую, мы вошли в большую странно освещенную нежилую комнату. Оказалось, вместо обычных стекол на высоких окнах были витражи из синего, красного, желтого и нежно-зеленого стекла. Я не в силах был отвести от них взгляд.