Нарисуем

– Дальше давай.

– Понял, что ловить нечего. В армию пошел.

Из огня да в полымя?

– Стоп. Армию нам, кажется, не заказывали.

Но его не остановить.

– Батя служил – а я хуже?

– Но то война была.

– И нам осталось!

Про войну он пусть с кем-то другим. Я обессилел.

– Ну, рудник у нас военного значения. Броня – в армию не берут. Но я добился!

«Ты бы чего-нибудь хорошего добился!» – мелькнуло у меня.

– Батя старые связи поднял.

Да, добрый батя!

– В самый опасный отряд!

– Партизаны? – предположил я.

– Вроде того! – Пека кивнул.

– В мирное время?

– Да.

Надо бы передохнуть. Куда мчимся? У меня же был стройный план. Кто сценариев про рабочий класс не писал? Стройка, трудности, преодоление, апофеоз. А мы где? В партизанах?

– Нормально служил. Только дома дела…

– Батя?

– Ну! Добыча металла, – с ударением на «о», – непростой вообще процесс. Руду рвут, выгребают, катят на комбинат. Там ее дробят, прокатывают между мелкими чугунными шариками. Затем флотация – в большой бочке: заливают руду кислотой, и крошки металла поднимаются пеной. Такая вот драгоценная пена. Затем ртутью заливают ее. Ртуть вбирает золото. И выходят такие невзрачные бляшки. Их и берут.

– Куда?

– Ну выносят! Надо же как-то выживать?

То есть – батя и канавщиком не ударил в грязь лицом.

– Но ртуть, кажется, вредна? – поинтересовался на всякий случай.

– А кто сказал, что будет легко?

Видимо, я так считал.

– А ты как хотел? – Пека грозно навис надо мной, как коршун.

– Я? Никак.

– Плавят эти бляшки дома, на сковороде…

Не читал такого в поваренной книге.

– Золото на сковороде остается, пары ртути – в тебе. Мать приходит с парткома – батя зеленый весь. Мать к телефону – батя вырывает шнур! Тут – или смерть, или тюряга. Вызвала «скорую»… Батя потом ей всю жизнь не простил! Ну – сел. Попал на уран.

– Пьяная Гора?

– Угадал!

Умеют устраиваться.

– Но перед приездом милиции – ясное дело, раньше «скорой» поспела, – батя бляшки те, недоплавленные, успел сунуть мне. Я как раз со школы пришел. «Держи, сынок!»

Да. Завидное наследство.

– С собой здесь!

Я вздрогнул. Он полез за пазуху, вытащил кулек, с грохотом высыпал на пол тусклые бляшки.

– Думал, может, тут сунуть кому придется… Ну, в плане поступления…

Что ж не сунул-то? Приходится мне отдуваться! Хотя вряд ли бы это у кого-то вызвало восторг. Вид у этих сокровищ невзрачный. Способ приготовления – смертельный.

– Вот! – придвинул ко мне одну, самую поганенькую. – Сделаешь все нормально – возьмешь…

…билет на тот свет.

– Спасибо, – мужественно произнес я. – Дальше рассказывай.

Пека, подумав, завернул драгоценности, в том числе и мой будущий гонорар, спрятал.

– Ну, так… Мать виделась с ним. Ну и я, ясное дело, наезжал. «Отличник боевой и политической подготовки»! Батя гордился.

Семейство их, похоже, и в ртути выживет!

– Мамка – парторг! На том самом руднике, где батя трудился. Там не только же заключенные…

– Но и парторги.

– Идейность – это от матери у меня.

Пока не заметил.

– Ну и Кузьмин батю не забывал!

Просто какие-то гиганты, не люди!

– Скорешились они, когда Кузьмин меня мальцом еще из-под завала вытащил. «Кузьмин – др-руг!» – батя повторял неустанно. Но когда мать хлопотала у Кузьмина за него – запрещал. «Все нормально!» А тут вдруг Кузьмин сам к нему: «Хошь прославиться? Всесоюзный рекорд!» А батя и на воле с «Доски почета» не слазил. И тут лучший экскаваторщик!

– Только что был канавщик?! – воскликнул я.

– Так продвинулся! Работал с душой. Чтоб скорее освободиться.

– Так…

– В общем, знал Кузьмин, к кому обратиться. «Так что за рекорд от уголовников?» – батя торгуется. Соображал! Мол, по дешевке не продаемся. «А не будет никаких уголовников. Вольные люди». Все знали: слово Кузьмина – кристалл!

– Нормально, – пробормотал я.

– Что нормального-то? – впился в меня яростным взглядом. Ему не угодишь. – А знаешь, как рекорд делается?!

– Нет, не знаю. Но охотно узнаю.

– Охотно, говоришь?

– Ну – неохотно.

– «Вариант Б»! На взрыв, на обрушение породы – с горизонта не уходить, как обычно делают, технику не отгонять. Принять на себя, и только очухаешься – если очухаешься! – грести с-под себя – и на вагонетки.

– Да… Заманчиво.

– Ну, зеки бате говорят: «Пошел на …! Уродуйся сам!» «Слушаюсь!» – батя говорит. Остался в экскаваторе. Рвануло! Только пыль осела – все бегут к нему. Он уже работает, руду гребет!

– Ну и?

– Ну и постепенно наладилось все! С Кузьминым закорешились лепше прежнего! Расконвоировали батю. А Кузьмин – замминистра, в Москве!

«Сейчас бы нам не помешало это знакомство!» – трезво подумал я.

– Не гони картину! – Пека словно мысли мои прочел.

Я бы погнал! Засиделись тут.

– Ну, демобилизовался я…

Долгий, похоже, эпос. Специально, что ли, Пека нас сюда заточил?

– Как раз после дела одного в госпитале в Москве оказался.

Хорошо, что не в могиле.

– Заскочил к Кузьмину: «Что, как?» И он с ходу в Горный меня определил! На спецфакультет, куда допуск – ого! Меня! Сына каторжного!

Просто какой-то сгусток счастья образовался тут.

– Спецфакультет – это уран, видимо? – уточнил я.

– Ну! – произнес Пека с гордостью. – И кого? Меня!

Особой давки, думаю, на этот спецфакультет не было.