Нарисуем

– Ты-то как раз мне нужен! – Гуня меня ухватил.

– Я не только тебе нужен! – вырвал руку. Пеку догнал. – Да, это не наш электорат.

– Наш электорат под землей! – произнес он грозно.

Как это понимать?

На рынок, однако, вышли. Мужественно миновали россыпи снетков. Подошли к черешне. Каждая как взрывное устройство!

– Ну что, берем? – опасливо произнес я.

– Не хочу тут брать. Одни абреки торгуют. Рoстят-то не они!

Не совсем это так… но с ним сейчас лучше не спорить.

– Диета мне прописана, – вздохнул он, оглядывая ряды. – Стол номер два. А я ем все, что не приколочено. Пошли!

– Тут где-то Казачий рынок есть, – я вспомнил спасительное. Хотя казаки с ним тоже обошлись… – Вон стрелка-указатель. Давай.

Долго патриотично шли с ним на Казачий рынок, согласно указателям, через долы и овраги, грязные слезы утирая. Дым уже вполне явственный! Потому и тело, наверное, чешется. А я думал: из-за пиявок.

– В горах лес горит, – хмуро пояснил Пека. – Возле винсовхоза бывшего. Виноградники жгут – ну и лес загорелся.

– Да, умно…

– Ну что? Хорошо тебе? – оскалился он.

– Хорошо, но душно.

– За Митьку переживаю я, – Пека говорил. – Больно горяч, наивен… Тонкая кожа! У меня-то кожа дубленая.

– Поздно уже кожу ему дубить… опоздал, – вырвалось у меня.

– Они еще небось из-за дыма в аэропорту сидят, – простонал Пека. – Да что изменишь-то?

На плоском холме нас встретило кладбище. Куда ж нам без него! Двое оборванцев, уйдя уже по пояс, рыли могилу. Третий – небритый, мордастый, видимо, бригадир – стоял, опираясь на лопату, и злобно высматривал кого-то. И Пеку сразу признал.

– Где же ты шляешься, собака?! – заорал. Сунул Пеке лопату… и тот покорно почти начал рыть. Пришлось вырвать силой лопату.

– Другой это, – бригадиру пояснил.

– Надо же, а как вылитый.

Этот везде свой… кроме палаты депутатов.

«МОРЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» возник. Шли через его территорию.

– Прям сплошное Заполярье тут, – Пеке сказал. – Как бы не замерзнуть.

– В Заполярье не замерзнешь! – рявкнул он. Спорный тезис. Но для них это, видимо, постулат. Шли мимо столовой.

– Стоять! – Красномордый капитан в парадной форме нарисовался в окне. – Право руля!

Вошли в гулкое помещение. Слепят мундиры, нашивки и ордена. Желтеет коньяк.

– Товсь!

Приготовились.

– За день славного военно-морского флота… Залп!

– Спасибо, спасибо, – я пытался уйти. У нас же другие задачи…

– Товсь!

– Спасибо… но мы вроде не моряки…

– Сухая мандеж! – резко он возразил (для расшифровки надо бы глянуть в военно-морской словарь). – Кто не моряк? Пека не моряк? Да он все наши лодки кормит, без него бы от стенки не отошла ни одна! В отсеках у нас свой человек! За кормильца нашего… Залп!

Тут уж нельзя было отказать. Тем более что и я вспомнил вдруг, что по первому диплому своему инженер-акустик подводных лодок. Гордость пришла.

– Кормит нас, – хохотал красномордый. – Плохо одно – для лодок «еда» лучит сильно, так что у нашего Пеки теперь прибор только на полвосемнадцатого всегда!

Как почти моряк я, к сожалению, знал, что «полвосемнадцатого» означает «всегда вниз».

– Залп!

Вышли, качаясь. Это можно лишь с ним – за пять минут так напиться. Причем внезапно.

– Насчет «полвосемнадцатого» мы еще будем смотреть! – грозно Пека сказал.

И случай тут же оперативно представился. Вошли на Казачий рынок… но и там за прилавками только абреки! А где же казаки? Все на съезд подались?

Лишь какие-то алкаши под окрики хозяев таскали мешки с урюком от машины к прилавку. И наш Антон однорукий уже тут!

– Этот мешок сюда неси! Живээ давай! – покрикивал на них седой джигит. – А ты вали! – крикнул на Пеку, подсобившего Антону. – На вас не напасешься! Все, что гнилое останется, – дам!

Это Герою соцтруда!

Нас, впрочем, интересовала черешня. Или что? Не совсем ясно, по какому принципу Пека к статной красавице подошел, торговавшей, как ни странно, снетком – продуктом, уже изрядно себя скомпрометировавшим, этой сушеной «золотой рыбкой», поманившей и нас.

– Вот это лицо я буду мучить, – определенно Пека сказал. Потом все же пояснил: – Мою соседку мне напоминает, у которой я снетка брал.

Понятно: комплексы детства. Опять я его породил, вместо того чтобы убить!

– Мне кажется, это не черешня. – Я осторожно указал на прилавок. Но он, говоря по-казачьи, закусил удила. Чернобровая казачка. Подоила мне коня. Песня!

– Казачка?

– Да! – задорно ответила она.

– А где муж?

– Объелся груш!

Ноздри Пеки хищно раздулись… быть беде. Не успела жена его приземлиться в Лондоне… а точнее, не успела даже оторваться от земли… Меж тем кольцо абреков сужалось. Явно повышенный интерес.

– Отойды! – крикнул седой. – Она с нами работаит!

– А отдыхает со мной! – Пека повел на них мутным взглядом. Окосел без вина… если не считать, впрочем, пяти стаканов коньяка. – Что это у тебя снеток такой мелкий? – снова со всей страстью обратился к ней.

– А у тебя крупный? – Ее глаза тоже как-то заволоклись. Опьянели оба!

– Это для фильма нам нужно, – кинувшись к седому, забормотал я. – Кино будет. Понимаете?

Почему-то я слепо надеялся на авторитет важнейшего из искусств. Но в мысли торговцев урюком идеология как-то слабо проникла.