Нарисуем

– На! – Пека вытащил из кармана заветную тряпочку, развернул. До боли знакомые корявые бляшки: золотортуть! – Держи! Тебе жить!

Слезы потекли.

– А тебе?

– Мне своего яду хватает! – гулко ударил в грудь. Звук необычный.

Да, мне жить… Но если лишь на бляшки надеяться – жить недолго. Так не пойдет! Полюбовавшись, завернул бляшки в тряпочку, назад протянул. Пришло, видно, мое время. Пора Пеку поднимать. «Нарисуем!» – как говорили когда-то мы.

– Пошли!

– Куда? – Он пошел неуверенно, но с надеждой.

– Нарисуем!.. Ты знаешь, кто здесь находится?! – я вскричал.

– Гуня, что ли?

Реагировал неадекватно!

– Да!

– Не вижу наживы! – грубо Пека сказал. С лету вырубает Гуню! Ну нет уж! Ни одному своему герою не дам отдыхать!

– Все увидишь, – я пообещал.

А что, интересно, увидит он?

– В кино хочет тебя снять… кинозвезда ты наша!

Я радостно ускорил шаги. Пека плелся. На «Марш энтузиастов» это мало похоже.

– Да, – я обернулся назад. Буквы « ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» на том берегу как город стояли, – кстати, – вскользь произнес, – ты не можешь ли, как директор в соку, эти буквы убрать… хотя бы на время?

Не одно сделаю, так хоть другое.

– Фильм-то исторический. Понимаешь? Буквы эти не лезут в него.

– Во! – Он ответил своим любимым жестом, хлопнув по сгибу руки, и я им залюбовался, как прежде! Он прав. Если тут и есть что-то историческое – то эти буквы.

До виллы все-таки добрели. И увидели!

Стаю шикарных машин. Какой, на хрен, тут век?

Тем временем проходили мимо нас:

известный общественный деятель (бывший подводный чекист);

брюнет, известный как обладатель дырки в государственной границе (он же главный таможенник);

два ярых политических противника… бурно прильнувших с двух сторон к одной красотке;

маленький неприметный человечек по кличке «Украл Урал»;

два известных телевизионных обозревателя – и оба оборотни…

Бодрый гомон. Объятия лидеров различных масштабов.

Спортсмены с развернутыми знаменами.

Гуня стоял почему-то во фраке… Пламенный революционер?

Стройно казаки подошли – каждые в своей форме. Кубанцы, гребенские, донцы, терцы, ногайцы. Впереди шел усатый есаул.

– Куда нам?

– Мы, кажется, с вами договаривались, – нервно Гуня вскричал, – что вы будете осуществлять охрану!

– Могем! – добродушно откликнулся есаул.

– Ну давай, Санчо, командуй! – загомонили казаки.

– Что это? – произнес я. Такого я не писал!

– Здесь теперь, – горестно Гуня произнес, – уже не выдуманный мирок твоих рассказиков! Здесь, увы, реальная жизнь.

Я с изумлением озирался… Про реальную я бы не сказал. Шли сочные красотки… но мне как-то до фонаря. Упала секс-активность? С огорчением заметил, что это не волнует меня. Конец?

– Ну что? – Гуня самодовольно огляделся (творение его рук?). – Отечеству не хочешь послужить?

– Давай, – я произнес осторожно. Знал уже по опыту: пафос всегда у Гуни ассоциируется с крупной деньгой. – Так что это? – все же уточнил.

– Увы, реальная жизнь! – Гуня глянул окрест. Ни хрена себе реальная! Какие тачки! – Съезд новой партии! – просто закончил он.

– Как новой?! – ужаснулся я. Тогда это звучало кошмаром!.. во всяком случае – для меня. Нам и старой во как хватало!

– Вот так, – скорбно Гуня произнес. – Должны же мы сделать что-то стоящее?

Смотря сколько стоящее. У нас уже одна партия есть! Ум, честь и собственность нашей эпохи.

– Да, мы рискуем! – он гордо выпрямился.

Между тем прибывали лимузины. На тайную маевку это как-то мало было похоже. Идеи мне не близки… но роскошь нравится.

– А кто… – я огляделся, – режиссер всего этого?

– А кого они еще могут найти за такие мизерные деньги? – он горько рассмеялся. – Но ты, надеюсь, со мной?

Подъехал очередной лимузин, и из него вышли (вот этих знаю!) мама-балерина и с ней под ручку свежий ее муж, министр экономики Швец… он же Пекин патрон. Ясное дело, зачем партия ему! Чтобы в случае повышения цен (уже начинается) объяснять всем: «Так надо!»

– Мы пойдем на все, – сказал Гуня бесстрашно, – но мы выберем здесь именно нашего представителя в Верховный Совет!

И я даже знаю – кого. Слегка перефразируя знаменитого вождя, хочется воскликнуть вслед за ним: «Страстно далеки они от народа»!

Гуня вдруг мне шепнул жарко:

– Кстати, мама взглядов его абсолютно не разделяет!

По разные стороны баррикад в одной постели.

Однако когда Швец подошел, Гуня отрекомендовал меня лихо:

– Этот одной ногой уже наш!

Швец поглядел сквозь пенсне почему-то неодобрительно. Мама глянула более благосклонно. Захотела не примой-балериной стать, а женой депутатской. А в «золотых рыбках» – Гуня и я!

– Но ты меня не бросишь, надеюсь? – шепнул Гуня, когда они прошли.

Да-а, однажды, по его просьбе, одному министру я написал. Потом долго каялся!

Кое-кто его ругал,

Что за свет он много брал.

Но любил его народ

За бесплатный кислород!

А теперь Гуня думает – получится лучше?

– Ты знаешь ведь – все воруют! – Гуня шепнул мне.

– Не может быть.

– Но здесь будет не так!! – вдруг рявкнул он. Я даже отшатнулся. Ну нет так нет.

– Вот! – я выставил Пеку вперед, последнюю нашу моральную опору, как мне казалось на тот момент.

Гуня почему-то не обрадовался.

– Ну, пусть побудет, – вяло произнес он.